Вениамин Каверин: Рисунок

- Нашла? - с изумлением спросила Таня.

- Заливаешь! - одновременно откликнулся Петька.

- Правда, не столько волшебника, сколько мошенника. То есть в прошлом он служил в Отделе Необъяснимых Странностей, но его прогнали и категорически запретили заниматься чудесами. В Хлебникове он показывал карточные фокусы в пивных и тайком лечил плешивых, причем с каждого брал клятву, что тот никому никогда не расскажет, почему у него заросла плешь. Вот из пивных-то его и выудила моя мачеха.

Юра тяжело вздохнул: видно было, что ему нелегко давалась эта история.

- Ты устал? - мягко спросила Таня. - Ведь можно встретиться в другой раз.

- А вы торопитесь?

- Я нет! - сказал Петька.

- Я тоже, - сказала Таня, - но уже двенадцатый час, и я боюсь, что мама станет беспокоиться, куда я пропала. Вот что: я скажу ей, что иду спать...

- Да, брат, тебе досталось, - мрачно сказал Петька, когда она убежала.

Они помолчали.

- Послушай, ты, может, голодный? - вдруг вскинулся Петька. - Хочешь, я тебе притащу что-нибудь из дому?

- Нет, спасибо. Между прочим, на твоем месте я бы переоделся, пока Таня не вернулась.

- Ах, да!

И Петька живо вывернул рубашку, брюки, переодел туфли. Только кепка осталась лихо торчать на затылке козырьком не вперед, а назад - впрочем, так он носил ее не только тогда, когда собирался вызывать домовых.

Таня вернулась.

- Все в порядке. Мама укачивает Славика. Я пожелала ей доброй ночи. Между прочим, у нас на ужин была макаронная запеканка. Я подогрела и принесла. Ты, наверное, проголодался?

- Спасибо. Я потом съем. Сейчас неохота.

- Остынет.

- Не беда.

- Ну, рассказывай! - нетерпеливо сказал Петька. - Значит, ты все-таки не человек?

Юра вздохнул.

- Я - сильвант. Многие выдумывают страны, которых нет, а я задумался о людях, которые живут на земле и знают, как она прекрасна, - сказал он. - У каждого дерева свой голос, береза шелестит, липовая роща шепчет, хвойный бор сердито бормочет, дубы задумчивы и молчаливы, а мачтовые сосны готовы пожертвовать собой, чтобы увидеть дальние страны. Сильванты понимают язык деревьев, потому что они очень похожи на них. Никогда не лгут, не ссорятся, никому не желают зла. Они стоят на земле твердо и прямо и гнутся только под ветром, который тоже прекрасен, потому что умеет вертеть мельничные крылья и в течение тысячелетий помогал людям открывать новые страны. Среди сильвантов много поэтов, художников, музыкантов, в их сонатах и ноктюрнах тонкий слух различает пение птиц и листвы. Они гораздо умнее обыкновенных людей и уступают в тонкости чувств только деревьям. Кстати, об этом думал один поэт. Он писал:

Я знаю, что деревьям, а не нам

Дано величье совершенной жизни

На ласковой земле, сестре звездам,

Мы - на чужбине, а они - в отчизне.

Вот так же и сильванты относятся к земле. Она для них не приплюснутый шар, который с утомительным однообразием вращается в пространстве, а ласковая звезда, на которой и деревья, и животные, и люди должны ежеминутно чувствовать радость существования. Я часто рисовал сильвантов, мне казалось, что они все же должны отличаться от обыкновенных людей. И вот однажды... Но прежде чем объяснить, что случилось, мне надо вернуться к своей мачехе. Кстати, ее зовут Неонилла, и она почему-то гордится этим именем. Она где-то познакомилась с Луканькой - его зовут Лука Лукич, но все в городе звали его Луканька. Приодела его, поселила где-то поблизости от нас, и буквально через неделю он совершенно преобразился. Кстати сказать, он служил в Игральных мастерских - у нас самые большие Мастерские Игральных Карт на всем свете, - и пристроила его туда она же, кажется, кладовщиком. И началось!

- Что началось?

- Через месяц он уже заведовал цехом пасьянсных карт, через два был заместителем директора, а потом каким-то образом пролез в Главный Филиал и стал управляющим делами и теперь требует, чтобы все называли его "Мэром". У нас он стал бывать каждый день и, между прочим, как бы подружился со мной, хотя меня воротило с души при одном виде его сизого носа.

- Сизого?

- Сизый нос сливой, глазки заплывшие, плешивоватый, все говорит, что нет времени, а сам шляется без дела в пальто с шелковыми отворотами, в лакированных туфлях и в цилиндре.

- В цилиндре?

Впервые Таня не поверила Юре, а Петька откровенно сказал:

- Врешь!

- Сильванты не лгут, - с достоинством отозвался Юра. - Так вот, он... Мне казалось, что он был против того, чтобы мачеха меня уморила. Но теперь-то мне ясно, что они были в сговоре и что он заступался за меня притворно.