Пауль Кёрнер-Шрадер - Дневник немецкого солдата

— Докажите!

— Завтра, в восемнадцать ноль-ноль! — Я поднялся и быстро простился со всеми.

Весь день я не находил себе места. Кто эти люди? Борются они или ищут сочувствия? Проверяют меня или хотят моей помощи?

Одно я понимал определенно: это честные люди, и мне нечего их бояться. Им надо помочь, помочь делом, и, кто бы они ни были, это ободрит их.

Итак, завтра в восемнадцать ноль-ноль!

Вечером дежурный, как всегда, положил передо мной на стол папку со всевозможными отношениями, продовольственными аттестатами вновь зачисленных больных, выписками на отчисляемых из госпиталя, медицинскими заключениями и заявками. Главврач все подписал, оставалось лишь оформить и приложить печать.

В папке — требование Отто Вайса на медикаменты: мази, бинты, сыворотки, пластыри, микстуры. Я взял все три экземпляра требования и пошел к Вайсу.

— Отто, припиши тут еще двести ампул глюкозы.

— Зачем? У меня ее и без того хватит.

— Умирают дети, Отто. Взрослые теряют силы. Тут я разговаривал с одним врачом, стариком. Я видел несчастную мать. Глюкоза для них — спасение.

— Ты ходишь к полякам?

Отто тоже ходил к полякам. Это он в праздник «всех святых» в Лодзи открыл мне глаза на провокацию с «восстанием поляков». Ему можно было довериться.

— Да, — подтвердил я. — В фотоателье.

— Я тоже хожу, — сказал Отто, платя откровенностью за откровенность. — Только на мельницу. Но смотри, остерегайся.

— Конечно, нужно быть осторожным. Но надо и действовать. Иначе так всю войну проостерегаешься.

Отто перешел к делу:

— У меня здесь несколько сот ампул глюкозы. Но я, пожалуй, затребую еще. А ты, когда пойдешь к ним, возьми из того запаса, что есть у меня.

Итак, в восемнадцать ноль-ноль!

Собрав почту для «галантных больных» и прихватив несколько коробок с глюкозой, я отправился на городской пункт. В ателье я решил зайти на обратном пути.

В условленное время я подходил к арке ворот, в которых находился вход в ателье. Навстречу, как назло, шел патруль. Полевая жандармерия, их опознавательный знак — медный щит на цепи.

Я отвернулся к воротам, словно по срочной нужде.

Когда патруль удалился, я позвонил в ателье. Старый врач уже был там. Поздоровался он со мной сдержанно, словно думал про себя: «Ну-ну, посмотрим, что ты за птица?!»

Я протянул ему коробки с глюкозой.

Врач проверил содержимое: да, это действительно глюкоза. Он посмотрел на меня так, словно не мог поверить в такое счастье, потом снова перевел взгляд на глюкозу. И вдруг бросился ко мне, обнял и расцеловал.

Этого я не ожидал.

У старика тряслись руки, он плакал.

Я спросил его:

— Что еще нужно достать, доктор?

Врач взял клочок бумаги и, не произнеся ни слова, написал: морфий, сыворотка, столбнячный антитоксин, йодоформ, борная мазь, бинты…

Теперь требования на лекарства я буду заполнять сам. Отто Вайс и Густав Рейнике не всегда на месте. Я имею право заменять их в этом. Самое трудное — незаметно вынести медикаменты из перевязочной. За каждым солдатом вермахта следит множество глаз. Самое неприятное — невидимых глаз. Знать бы, кто за тобой следит?..

Названия лекарств, необходимых полякам, надо запоминать наизусть. Лишние бумажки ни к чему. Пока мне это удается. Бланки требований заполняю по памяти и без ошибок. Получаю со склада все сам и то, что нужно, отношу в ателье.

Сегодня Ольга сказала мне:

— Завтра постарайтесь прийти в десять вечера. С вами хотят познакомиться люди из комитета сопротивления фашистам.

Для меня это неожиданность. Заметив мое смущение и настороженность, Ольга добавила:

— Комитет нуждается в вашей помощи. Придет и наш старый доктор.

Что это значит? О комитете Ольга заговорила впервые. И так откровенно. Люди, кажется, честные. А вдруг западня?..

Я решил посоветоваться с Густавом Рейнике.

— Со мной хотят познакомиться люди из комитета, — прямо сказал я Густаву. — Здесь существует комитет сопротивления фашистам.

Густав не удивился. Он сразу же принял решение:

— Я тоже пойду с тобой.

Вечером мы сунули в карманы по заряженному пистолету. Кроме того, каждый насыпал себе в кобуру табаку. Снарядившись таким образом, мы пошли к полякам.

После условленного стука нам открыл все тот же юноша с обожженным лицом. Он очень удивился, увидев, что я не один.

Он молча провел нас в какой-то закуток, это была кабина для проявления пленки. Там находились врач, Ольга и два незнакомца.