Дина Якшина - Золотая тень Кёнигсберга

В здешних лесах герцог Альбрехт любил охотиться на лосей. Здесь, в Фишхаузене, в 1527 году родилась его первая дочь Анна София — от первой жены, герцогини Доротеи (Альбрехт с семейством скрывался тогда в «прусском раю» от вспыхнувшей эпидемии чумы, резонно полагая, что здешний чистый воздух «развеет» заразу).

В 1529 году в стране снова свирепствовала чума — а герцогиня Доротея ожидала в Фишхаузене родов…

Здесь же появился на свет и сын Альбрехта от Анны Марии Брауншвейгской, второй супруги герцога.

Сын герцога Альбрехта страдал серьёзным психическим заболеванием: по некоторым сведениям, сначала его болезнь представляла собой всего-навсего склонность к меланхолии. Развеять которую юному Альбрехту Фридриху помогала охота на зайцев.

Но в 1573 году Альбрехт Фридрих, уже обручённый со своей будущей женой, принимал участие в маскараде (бургграф Кёнигсберга праздновал свадьбу своей дочери). Опьянённый вином и «галантными» танцами, он не удержался и прямо на маскараде вступил в интимную связь с некоей придворной дамой…

Пассаж сей не прошёл незамеченным. По приказу обиженного бургграфа и тогдашнего епископа, лейб-медик дал Альбрехту Фридриху специальное лекарство — «дабы охладить разгорячённую кровь».

Кровь действительно остыла. Но… усилилась меланхолия. Днём Альбрехт Фридрих травил зайцев в особом заячьем загоне. По вечерам и в ненастную погоду — точил какие-то странные детали на токарном станке. И никогда не засыпал без длительного убаюкивания. Для него в зале замка была сконструирована специальная кровать, типа большой колыбели…

27 августа 1618 года Альбрехт Фридрих умер. Тело его было погребено в соборе в Кёнигсберге, но памятник на могиле герцога-безумца ставить не стали.

С 1618 года Фишхаузен потихоньку приходит в упадок. С 1627 по 1635 год здесь «квартируют» шведские солдаты.

Шведы похозяйничали в Фишхаузене знатно — так, что жители города вконец разорились и остались фактически без средств. В 1671 году в городе вспыхнул жуткий пожар (из-за «Божьей грозы»). Двумя годами позже пожар, возникший по неосторожности одного из жителей города, уничтожил почти всю верхнюю часть Фишхаузена. В 1677-м сгорела нижняя часть города.

В сущности, Фишхаузен превратился в груду развалин. Отстраивался он, правда, быстро — но как-то без особого оптимизма. Может, именно с обнищанием жителей связано то обстоятельство, что в Фишхаузене был особенно высоким «процент» женщин-детоубийц?

…Место перед ратушей частенько приходилось использовать в качестве судебной площади. Так, 20 февраля 1677 года на ней была обезглавлена молодая горожанка Мария Шульцин, задушившая собственного новорождённого ребёнка. 12 октября 1681 года казнили Анну Вихерн, обвинённую в аналогичном преступлении. 26 июня 1682 года детоубийцу Анну Хинцин перед казнью изорвали раскалёнными клещами…

Чуть позже в Фишхаузене был публично сожжён 14-летний мальчик, обвинённый в колдовстве. Ещё через несколько лет здесь же сожгли «ведьму» Клару Кляйнин…

Но… самый мрачный период только ещё начинался.

С 1701 года стены замка начали разбирать — камень и кирпич употреблялись на строительстве укреплений в Пиллау. Очень скоро на месте крепости можно было увидеть только остатки каменных стен и груды булыжника. А о прежнем значении замка напоминал только разводной мост, когда-то соединявший крепость с городом.

И где-то в это же время государство начинает жестокую борьбу с незаконными сборщиками янтаря.

Надо сказать, «промышляли янтарём» в Фишхаузене многие. Хотя ещё Тевтонский орден объявил торговлю «солнечным камнем» своей монополией и пойманному на месте «промысла» грозила смертная казнь, тем не менее десятки жителей города регулярно рисковали собственной шкурой. Перспектива быть повешенным на ближайшем дереве, конечно, не радовала. Но, чтобы стать «честным ремесленником», требовался солидный капитал. Поступая в ученики к мастеру, нужно было положить в сундук учителя 15 марок золотом, поставить мастеру полбочки пива, церкви — фунт воска, накормить «цеховых братьев» 12 фунтами жаркого из говядины и т. д. и т. п.

К тому же внебрачные дети к ремеслу не допускались. А их, внебрачных, в Фишхаузене всегда было немало. А кушать-то хочется! А янтарь — вот он…

И вот… один английский негоциант, побывавший в здешних краях, описывает типичную «картинку маслом»: