Алексей Шишов - БЕЛЫЕ ГЕНЕРАЛЫ

29 марта в Феодосии на совещании узкого круга генералов (Покровского, Сидорина, Боровского и Юзефовича) Боровский от имени Слащева высказал мнение, что Деникин должен уйти. Все согласились.

1 апреля Деникин узнал от командира Добровольческого корпуса Кутепова, что Добровольческий корпус не верит ему, Деникину, так, как верил до сих пор. 2 апреля Деникин подготовил приказ о том, чтобы все военачальники собрались на Военный совет в Севастополь 4 апреля «для избрания преемника главнокомандующему Вооруженными Силами Юга России». Особой телеграммой был вызван на совет отчисленный недавно из армии генерал Врангель.

«Мое решение бесповоротно. Я все взвесил и обдумал. Я болен физически и разбит морально; армия потеряла веру в вождя, я — в армию», — сказал Деникин своему новому начальнику штаба генералу Махрову, передавая приказ для рассылки.

Председателю Военного совета генералу Драгомирову Деникин направил письмо: «Три года российской смуты я вел борьбу, отдавая ей все свои силы и неся власть как тяжелый крест, ниспосланный судьбою.

Бог не благословил успехом войск, мною предвидимых. И хотя вера в жизнеспособность армии и в ее Историческое призвание мною не потеряна, но внутренняя связь между вождем и армией порвана, и я не в силах более вести ее.

Перелагаю Военному совету избрать достойного, которому я передам преемственно власть и командование».

Поенный совет собрался в Севастополе, Деникин остался в Феодосии. Начальники «добровольческих дивизий - дроздовцы, корниловцы, марковцы и алексеевцы настаивали на сохранении Деникина у ВЛАСТИ, генерал Кутепов писал впоследствии: «Я ОТЛИЧНО сознавал, что генерала Деникина заменит никто не может, поэтому считал, что дело наше проиграно». Так, видимо, думали и другие «добровольцы».

Совещание по выборам было сорвано генералом Слащевым, который требовал, чтобы Деникин назначил преемника приказом, а не передавал вопрос на нолю выборов. Генерал Сидорин, командующий донцами, тоже отказался давать какие-либо «советы», мотивируя это тем, что донское командование представлено очень слабо: от Донской армии — 6 человек, а от Добровольческого корпуса — 30.

Драгомиров известил об этом Деникина и просил прибыть в Севастополь и возглавить Военный совет. Деникин настаивал на своем решении.

В это время из Константинополя прибыл в Крым генерал Врангель. Английский представитель предоставил ему для этой цели миноносец «Император Индии». С Врангелем английское командование передало на имя Деникина ноту, чтобы тот начал переговоры с большевиками о сдаче белой армии на условиях амнистии, англичане брали на себя посредничество, в противном случае отказывались помогать.

Естественно, уйдя в Крым, «добровольцы» перебрались из английской «зоны» во французскую. Всякие взаимоотношения с ними потеряли для англичан какой-либо смысл. Французы, недовольные предыдущим чересчур самостоятельным поведением Деникина, выжидали. Надеяться было не на кого.

Новые обстоятельства заставили Военный совет остановиться на кандидатуре генерала Врангеля. Совет опасался, что выборность главного командовании может создать в армии нехороший прецедент, и обратился к Деникину с просьбой, чтобы он назначил Врангеля своим приказом. Все знали, что взаимоотношения между Деникиным и Врангелем очень сложные, и не надеялись особо. Но Деникин отдал такой приказ: «Генерал-лейтенант барон Врангель назначается Главнокомандующим Вооруженными Силами Юга России.

Всем, шедшим честно со мною в тяжелой борьбе, — низкий поклон. Господи, дай победу армии и спаси Россию».

Расширенный Военный совет (вплоть до командиров полков) видел, что дело проиграно. Врангеля утвердили главнокомандующим, чтобы он «путем сношения с союзниками добился бы неприкосновенности всем лицам, боровшимся против большевиков». И Врангель просил у английского командования два месяца «на улаживание дел»...

Вечером 4 апреля Деникин покинул Россию на том же миноносце «Император Индии». О своем последнем дне на родине он оставил краткую запись: «Тягостное прощание с ближайшими моими сотрудниками в Ставке и офицерами конвоя. Потом сошел вниз — в помещение охранной офицерской роты, состоявшей из старых добровольцев, в большинстве израненных в боях; со многими из них меня связывала память о страдных днях первых походов. Они взволнованы, слышатся глухие рыдания... Глубокое волнение охватило и меня: тяжелый ком, подступавший к горлу, мешал говорить. Спрашивают: почему?