Алексей Шишов - БЕЛЫЕ ГЕНЕРАЛЫ

Офицеры пытались составить списки «старых эмигрантов», которые никогда не были советскими гражданами, таковых было большинство, но Краснов сказал: «Мы все в одинаковом положении и мы спасемся или погибнем вместе».

На другой день после сопротивления казачьи офицеры были посажены в грузовики и отправлены в Юденбург, где переданы солдатам Красной Армии.

Как вспоминали немногочисленные уцелевшие очевидцы, Краснов вел себя смело и держался с большим достоинством. В Юденбурге несколько советских военачальников поинтересовались мнением Краснова о будущем России. И Краснов ответил: «Будущее России велико! Я в этом не сомневаюсь. Русский народ крепок и упорен. Он выковывается, как сталь. Он выдержал не одну трагедию, не одно иго. Будущее за • народом, а не за правительством. Режим приходит и уходит, уйдет и советская власть. Нероны рождались и исчезали. Не СССР, а Россия займет долженствующее ей почетное место в мире».

Краснов и другие захваченные казачьи военачальники (с ними фон Панвиц и бывший командир белых черкесов Султан Клыч-Гирей) были направлены в Москву. Вместе с П. Н. Красновым туда же были отправлены трое его родственников, служивших вместе с ним в Донской армии, а затем в казачьих войсках Панвица или Даманова.

В Москве на аэродроме, куда прибыли самолеты с арестованными, произошла характерная сцена. Офицеры НКВД увидели на плечах Краснова погоны старой русской армии, которые были восстановлены в Красной Армии с 1943 года.

— А, вот и сам белобандитский атаман в наших погонах. И не снял их, скряга! — сказал один из «энкавэдэшников».

Краснов остановился и сказал, глядя в глаза говорившему:

— Не в ваших, ибо насколько я помню, вы эти погоны вырезывали на плечах офицеров Добровольческой армии, а погоны, которые я ношу, даны мне Государем и я считаю за честь их носить. Я ими горжусь. И снимать их не намерен. Это вы можете сперва сдирать погоны, а потом их снова надевать. У нас это так не принято делать!

— У кого это, у нас? А? — последовал наглый вопрос.

— У нас, у русских людей, считающих себя русскими офицерами.

— А мы кто же?

— Вот это и я хотел бы знать. Да только вижу, что не русские, ибо русский офицер не задавал бы никогда такого вопроса, как вы только что задали.

Офицеры НКВД замолчали.

— Куда нужно нам теперь идти? — спросил Краснов.

— Вот в эту машину, господин генерал, — заторопились «энкавэдэшники», — а остальные — в другую.

Краснов обернулся к товарищам по несчастью:

— Прощайте! Господь да хранит вас! Если кого обидел, пусть простит меня, — и, опираясь на палку, пошел к автомобилю.

Над Красновым и его товарищами устроили судебный процесс. Впоследствии материалы этого процесса частично опубликовали. Краснов якобы признал свою вину и признал, что его романы, написанные в эмиграции, «являются сгустком моей ненависти к СССР, лжи и клеветы на советскую действительность».

Сохранилось воспоминание его внучатого племянника Николая Краснова о последнем свидании с дедом. Николай Краснов запомнил и потом воспроизвел разговор, который был своего рода завещанием.

В Лубянской тюрьме вскоре после своего заключения туда Краснов попросился в баню и просил, чтобы его внучатый племянник помог ему помыться. Там, в душевом отделении, и произошла встреча. Надзиратели привели Краснова в полной форме, с орденом на груди. В само отделение они не пошли, остались в предбаннике.

— Запомни сегодняшнее число, Колюнок... Четвертое июня 1945 года, — сказал атаман. — Предполагаю, что это наше последнее свидание. Не думаю, чтобы твою молодую судьбу связали с моей. Поэтому я и попросил, чтобы тебя дали мне в банщики. Ты, внук, выживешь. Молод и здоров. Сердце говорит мне, что вернешься и увидишь наших... Если выживешь, исполни мое завещание: опиши все, что будешь переживать, что увидишь, услышишь, с кем встретишься. Опиши, как было. Не украшай плохое. Не сгущай красок, не ври! Пиши только правду, даже если она будет колоть кому-нибудь глаза. Горькая правда всегда дороже сладкой лжи. Достаточно было самовосхваления и самообмана, самоутешения, которыми все время болела наша эмиграция. Видишь, куда нас всех привел страх заглянуть истине в глаза и признаться в своих заблуждениях и ошибках? Мы всегда переоценивали свои силы и недооценивали врага. Если было бы наоборот — не так бы теперь кончали жизнь. Шапками коммунистов не закидаешь... Для борьбы с ними нужны другие средства, а не только слова, посыпание пеплом наших глав... Учись запоминать, Колю-нок!..