Игорь Симбирцев - ВЧК в ленинской России. 1917–1922 - В зареве революции

Деникин твердил в Гражданскую войну критикам: «Объяви мы сейчас какую-то одну платформу, наша Добровольческая армия прямо сегодня разойдется по фракциям, а те начнут воевать друг с другом». И он опять заявлял свое кредо: «Допустимы в наши ряды все, кроме изуверов справа и слева». При многих его военных и политических неудачах здесь он был тверд, и это невозможно поставить ему в вину. Благодаря этому временному маневру с «непредрешенничеством» среди белого лагеря временно смогли ужиться все активные антибольшевистские течения: монархисты всех оттенков, кадеты, октябристы, эсеры левые и правые, социалисты с самой размытой платформой, разного рода националисты, даже натуральные анархисты там попадались и бродили среди лощеных офицеров старой гвардии. Благодаря этому лозунгу и этой идее в белом лагере была относительная свобода слова, где одновременно с воззваниями могли выступать легенда русских социалистов Савинков и националист-черносотенец Пуришкевич, консервативный монархист генерал Келлер и революционный матросик-эсер Баткин.

Это давало внутри всех белых армий и фракционность, и раздоры, и тайные союзы «монархистов» или «социалистов». С таким количеством своих «левых коммунистов» наоборот, какие были у Деникина или Колчака, и Ленин с фракционной борьбой в его РКП(б) не мог бы белым вождям завидовать, сам Деникин часть этой публики в сердцах звал «наши правые большевики». При этом его контрразведка их не изымала и тайно не ликвидировала. Деникин лишь предложил покинуть белый лагерь нескольким откровенно атаковавшим его словесно крайним монархистам-романовцам и левым эсерам. Как позднее убедил отбыть с юга России и заклевавших его лидеров донского казачьего сепаратизма: атамана Краснова, Денисова, Полякова (дочь уехавшего в эмиграцию тогда казачьего генерала Полякова по имени Марина – это известная французская актриса Марина Влади). Но ведь все это позволяло до поры до времени главное – быть вместе и вместе сражаться с красными. Эта идея общего договора не спорить о монархиях-республиках до полной победы и сбора Учредительного собрания – один из немногих удачных маховиков, что с трудом через грязь и кровь помогал еще катить вперед Белое дело. И ведь едва не докатил его в 1919 году до стен Москвы и Петрограда, а затем до 1922 года позволял организованно сопротивляться в почти безнадежных условиях красной диктатуре.

Белые в любом случае не смогли бы поступить так, как Ленин с его ЧК: пообещать отдать крестьянам в личную собственность всю землю, потом ее всю отобрать вместе с выращенным хлебом, а недовольных накормить свинцом. Да и пообещай они что-то подобное, не приблизило бы это их несбыточную победу.

Уже на излете всего Белого движения запертый с остатками армии в Крыму барон Врангель официально объявил о полной частной собственности крестьян на землю своим указом. И он же создал в Крыму коалиционное правительство разных сил белого лагеря, от монархистов до социалистов, и он уже не твердил слепо о «единой и неделимой», признавая факт отпадения от России национальных окраин и заключив союз с Польшей «пилсудчиков». Но что все эти политические маневры Врангеля могли дать, если на его восьмитысячную белую Русскую армию на крымском Перекопе наступало почти 100 тысяч солдат Красной армии у Фрунзе, больше чем десять противников на каждого бойца. Если Красная армия уже тогда воевала методом «не считаясь со своими потерями», не жалея мобилизованных мужиков в шинелях, который к 1941 году она возведет в абсолют в своей тактике: только на бешеные штурмы Перекопа осенью 1920 года РККА положит почти 10 тысяч своих бойцов, гоня следующие волны по трупам убитых (белые потеряют за все бои в Крыму только 2 тысячи человек). Какие могли помочь декреты, какие более жесткие действия белой контрразведки? В такой ситуации победить было просто нереально. И прими все эти «декреты» о земле и воле Корнилов еще в 1917 году или Деникин годом позднее – конечная развязка этой войны наверняка была бы той же самой. По массе других военных и политических причин.

Сейчас модно становится опять говорить, что белые – это никчемные либералы, дети разрушившего страну Февраля, друзья ненавистного Запада (тогда говорили «Антанты»), что они очень далеки от народа, что Красной армии крестьянство за обещание земли сплело миллион лаптей, а белым не сплело. Но не стоит забывать, каким образом красные со своими продотрядами, «продовольственной диктатурой» и ЧК заставили народ «плести лапти» и чем потом плетущим их отплатили. Сейчас мы понимаем: в той ситуации шансов победить пятимиллионную громадную Красную армию, которую Советская Россия снабжала всеми возможными методами за счет обираемого населения, белый лагерь, скорее всего, не мог ни при каких обстоятельствах. К тому же за властью Ленина всегда оставался весь центр страны с его мощной промышленностью, а разрозненные армии белых пытались его атаковать с разных окраин страны, к тому же не одновременно, а по очереди.