Игорь Симбирцев: ВЧК в ленинской России. 1917–1922: В зареве революции

Так один из ближайших соратников Дзержинского в ЧК Мартин Лацис формулировал основной тезис самосознания чекистов времен Гражданской войны и «красного террора». Этот высокопоставленный чекист в те годы стал из руководителей новой спецслужбы ее своего рода первым глашатаем, или пресс-атташе, выражаясь по-современному. Именно Лацис в те годы больше других высказывался в прессе по поводу действий ЧК, объясняя ее мотивы, а позднее и в своей книге воспоминаний «ЧК в борьбе с контрреволюцией». Именно он был вдохновителем издания при ВЧК журнала «Красный террор», а в дни своего руководства Украинской ЧК учредил в Киеве такой же чекистский рупор – журнал «Красный меч». Это уникальное в истории наших спецслужб печатное издание ВЧК, в «Красном терроре» долго печатали списки расстрелянных и людоедские по сущности статьи с обоснованием такого массового террора в стране, даже обменивались мнениями по методам казней и допросов. Позднее власть спохватилась и еще в годы существования ВЧК к концу Гражданской войны журнал «Красный террор» закрыла, позднее никогда у советских спецслужб от ГПУ до последней структуры в лице КГБ такого откровенного издания уже не было. Если бы в структуре ВЧК было тогда привычное нам сейчас пресс-бюро, несомненно, Лацису бы поручили его возглавлять.

Говоря о «красном терроре» и участии в нем органов ЧК, часто имеют в виду официально объявленную Лениным кампанию, когда начиная с сентября 1918 года в ответ на так называемый «белый террор» начали массово уничтожать политических противников и расстреливать по спискам заложников из тех лиц, кому новая советская власть не доверяла. Затем этот официально санкционированный властью «красный террор» разгулялся на фронтах и в тылах кровопролитной Гражданской войны, а фронтов и соответственно тыла в этой всероссийской бойне хватало. Официально эта кампания закончилась где-то в 1921 году с окончанием активной фазы Гражданской войны. Если же говорить о красном терроре ЧК без кавычек, то на самом деле он начался до официального ленинского указа о терроре осени 1918 года и не закончился, когда смолкли окончательно залпы Гражданской войны, приняв просто иные формы.

В широком смысле этот террор, как кампания подавления и уничтожения без соблюдения судебно-следственных процедур лиц, зачисленных новой властью в контрреволюционеры, стартовал сразу с создания ВЧК в декабре 1917 года. Весь конец этого года по просторам России происходили стихийные расправы над чиновниками свергнутого романовского режима, чинами полиции, интеллигенцией, дворянами, офицерами, юнкерами.

Поэтому первой задачей ЧК было оседлать стихийный террор «революционеров снизу», перенять это дело от не уполномоченных на революционный террор бегущих массово с фронта солдат, матросов-анархистов и просто деклассированных элементов, то есть начать взамен стихийного «красного террора» разнородных масс централизованный террор государственной спецслужбы. Именно эту задачу от Ленина через главу ВЧК Дзержинского получили местные «чрезвычайки» на местах, стремительно разраставшиеся в первые месяцы 1918 года по всем российским губерниям и крупным уездам. С этого и начинался «красный террор» в большом его смысле. Все четыре всадника апокалипсиса сопровождали нашу русскую революцию после 1917 года: Война, Смерть, Голод и Мор. И рядом все годы Гражданской скакал и новоявленный всадник этого страшного эскадрона, «Красный террор», в чекистской кожаной тужурке и с маузером в руке – уже собственное изобретение большевистской революции.

Кстати, когда в советской литературе прославляли «чекистов в кожанках», предпочитали не упоминать такой пикантной детали. Эти первые пресловутые куртки из кожи чекистам в 1918 году впервые раздали в качестве спецобмундирования, найдя их на складе в Петрограде (это была военная помощь Антанты еще царской России – обмундирование для первых военных летчиков), в сугубо утилитарных целях – на коже не плодились вши, разносившие тогда страшные бациллы тифа. Это уже потом кожанки станут символом ЧК, их сделают культом, и о «вшивой» версии их появления, как и о подозрительности их происхождения из стана врагов революции, упоминать станет совсем неудобно.