Юлиан Семенов - Без единого выстрела

Беневени не мог не улыбнуться столь наивной, столь откровенной хитрости. О каком золоте идет речь? — удивился он. Это все сказки для малых детей. Здесь, правда, есть настоящее золото, хотя ни хивинцы, ни бухарцы, кажется, не ценят этого.

— Я захватил с собой прекрасные образцы. Угодно ли будет достопочтенному беку взглянуть?

У бека от волнения и нетерпения ладони стали влажными.

Беневени вынул мешочек и высыпал на ладонь продолговатые крупные семена. Это были семена хивинских и бухарских дынь.

— Вот настоящее золото. Если не удастся вырастить их в России, я пошлю несколько семечек к себе в Италию.

Бек был разочарован и сопел сердито. Беневени, естественно, сделал вид, что не заметил его огорчения, и стал угощать гостя.

Убедил ли этот разговор Ширгазы? Через пару недель при хане состоялся тайный совет, на котором решалась участь посла. Давно ли такой же совет был при бухарском хане? Как и там, раздавались голоса — не отпускать Беневени. В отличие от бухарского хана Ширгазы был согласен с ними.

— Он слишком много знает о нашей стране, — сказал хан.

Но казначей почтительно возразил хану. Посла можно и отпустить. Если он и узнал что секретное, то давно мог сообщить об этом через купцов в письмах своему царю. Пусть посол будет отпущен с почетом.

Хан удивился этим речам, но не подал вида. Если человек шаха заступается за посла, это весьма неспроста. Видно, поражение, что русские нанесли персам, заставило их считаться с Россией и бояться ее. Так понял эти слова хан, так он воспринял их. Но, если Персия не хочет сердить Россию, Хиве тем паче не следует делать этого.

— Я считаю, — сказал Ширгазы без всякой, казалось бы, связи с предыдущим, — что нам тоже надо отправить посольство к царю. Лучише всего, если оба посла выедут вместе.

Если бы казначей умел скрипеть зубами от ярости, наверное, он скрипнул бы ими в ту минуту.

Ширгазы все реже прибегал к его советам. А последнее время, казалось, стал забывать о нем совсем. В словах баев, обращенных к нему, вместо недавнего раболепия и лести стали проскальзывать если и не пренебрежение, то нека готовность к этому. Поражение Персии обернулось его унижением. Но не падением же, не немилостью? На всякий случай он стал хвалить дальновидность хана, принявшего столь мудрое решение об отправлении посольства. Любимец хана Достум-бей при этих словах чуть усмехнулся презрительно. И это заметили все.

Так Беневени получил надежного попутчика и конный эскорт, сопровождавший их вплоть до Гурьева-городка. 17 сентября 1725 года Флорио Беневени и люди, бывшие с ним, благополучно достигли Астрахани.

Пятнадцать лет спустя в Хиве случилось быть поручику Оренбургского драгунского полка Дмитрию Гладышеву и геодезисту Муравину, сопровождавшему его. Они застали здесь бывших казаков и драгун из посольства князя Бековича-Черкасского. Все это время они были в рабстве и употреблялись для разных работ, весной же — для чистки сточных канав вокруг города. Это были немногие, кто уцелел и не был убит хивинцами. Когда-то они шли сюда с посольством, предлагавшим Хиве военный союз и дружбу.

Теперь у ворот Хивы стоял Надир-шах с огромным и беспощадным персидским войском.

Тогда-то хивинцы запоздало вспомнили о России. Поспешно привезли они в город и избрали ханом Абул- Хаира, киргизского хана, только за то, что был он российский подданный. Избрав его, столь же поспешно отправили письма шаху, что, мол, поскольку теперь они под властью подданного Российской империй и как бы осенены русским знаменем, то просят его пощадить их город. Для большей убедительности отвезти письмо шаху просили геодезиста Муравина — не столько из уважения к геодезии, столько в силу его военного мундира, который должен был произвести впечатление на шаха.

Русский военный мундир и российское подданство хана были не тем, чем можно было бы пренебречь в то время. Шах принял Муравина, обласкал ere и обещал пощадить город.

Возможно, так и было бы, если бы через пару дней у нового хана не сдали нервы. Он бежал из Хивы, прихватив с собой вопреки их воле русских офицеров.

Беспомощный и беззащитный город стоял теперь лицом к лицу с многотысячным, известным своей бессмысленной жестокостью войском. Не так ли, беспомощный и беззащитный, стоял князь перед шатром хана, когда ханские воины наотмашь рубили его саблями? Те, кто некогда с холодным любопытством созерцал, как убивали беззащитного человека, смотрели теперь, как войско Надир-шаха надвигалось на их город. Оно шло медленно, не спеша, занимая всю степь до самого горизонта.