Евгений Тарле - Отечественная война 1812 г. Сборник документов и материалов

R. Wilson, стр. 233–234.

Из «Дневника партизанских действий» Д. В. Давыдова об отношении М. И. Кутузова к партизанской войне.

… Я догнал 1 ноября на походе колонну ген. Дохтурова и гр. Маркова, которые в то время заезжали в какой-то господский дом для привала. Намереваясь дать вскоре отдых партии моей, я указал Храповицкому на ближнюю деревню и приказал ему остановиться в ней часа на два. Я сам заехал к ген. Дохтурову, пригласившему меня на походный завтрак. Не прошло четверти часа времени, как Храповицкий прислал мне казака с известием, что светлейший меня требует к себе. Я никак не полагал столкнуться с главною квартирою в этом направлении, но так как заняться туалетом было некогда, я сел на коня и явился немедленно к фельдмаршалу. Я нашел его в избе. Перед ним стояли Храповицкий и кн. Кудашев. Увидя меня, светлейший подозвал к себе и сказал: «Я еще лично не знаком с тобою, но прежде знакомства хочу поблагодарить тебя за твою службу». Он обнял меня и прибавил: «Удачные опыты твои доказали мне пользу партизанской войны, которая нанесла, наносит и нанесет неприятелю много вреда». Я, пользуясь ласковым его приемом, просил извинения в том, что осмелился предстать пред ним в мужицкой моей одежде. Он отвечал мне: «В народной войне это необходимо, действуй, как ты действуешь головою и сердцем; мне нужды нет, что одна покрыта шапкой, а не кивером, а другое бьется под армяком, а не под мундиром. Всему есть время, и ты! будешь в башмаках на придворных балах». Еще светлейший полчаса говорил со мною, расспрашивал меня о способах, мною употребленных для образования сельского ополчения, об опасностях, в каких я находился, о мнении моем на счет партизанского действия и прочем…

Давыдов, стр. 105–106.

Из записок И. С. Жиркевнча о беседе М. И. Кутузова с солдатами Семеновского полка под Красным.

3 ноября мы подошли к Красному. Тут, после сильных морозов, начавшихся от Вязьмы и продолжавшихся дней 10, сделалась сильная оттепель. На дневке вечером, часу в пятом, Кутузов, объезжая бивуаки, подъехал к Семеновскому полку. За ним ехало человек 5 генералов, в числе которых были принц Александр Виртембергский, Опперман и Лавров, а позади них 7 человек конногвардейцев везли отбитые у неприятеля знамена.

«Здравствуйте, молодцы-семеновцы! — закричал Кутузов. — Поздравляю вас с новою победою над неприятелем. Вот и гостинцы везу вам. Эй, кирасиры! Нагните орлы пониже! Пускай кланяются молодцам. Матвей Иванович Платов доносит мне, что сегодня взял 115 пушек и сколько-то генералов. Не помнишь ли ты, Опперман, сколько именно?» Опперман отвечал: «15». «Слышите ли, мои друзья, 15, т. е. 15 генералов? Ну, если бы у нас взяли столько, то остальных сколько бы осталось. Вот, братцы, пушки пересчитать можно на месте, да и тут не верится; а в Питере скажут: «хвастают!».

Затем Кутузов подъехал к палатке ген. Лаврова, командовавшего в то время 1-й гвардейской пехотной дивизией и расположившегося за Семеновским полком. Кутузов и прочие генералы сошли с лошадей и приготовились пить чай у Лаврова. Тут же кирасиры сошли с лошадей, стали в кружок и составили из знамен навес, вроде шатра. Кто-то из офицеров, подойдя к знаменам, стал читать надписи на одном из них вслух все те сражения, в которых отличался тот полк, которому принадлежало знамя, и в числе прочих побед прочел: «Аустерлиц». «Что там, — спросил Кутузов, — Аустерлиц? Да, правда! Жарко было и под Аустерлицем. Но омываю руки мои пред всем войском: неповинны они в крови аустерлицкой. Вот, хотя бы и теперь, к слову, не далее как вчера, я получил выговор за то, что капитанам гвардейских полков За Бородинское сражение дал бриллиантовые кресты в награду. Говорят, что бриллианты-принадлежность кабинета и что я нарушаю предоставленное мне право. Правда, и в этом я без вины виноват. Но ежели по совести разобрать, то теперь каждый, не только старый солдат, но даже и последний ратник столько заслужили, что осыпь их алмазами, то они все еще не будут достаточно награждены. Ну, да что и говорить! Истинная награда не в крестах или алмазах, а просто в совести нашей. Вот здесь кстати я расскажу о дошедшей мне награде. После взятия Измаила я получил звезду св. Георгия; тогда эта награда была в большой чести. Я думаю, здесь есть еще люди, которые помнят молодого Кутузова (тут Кутузов вздернул нос кверху). Нет? Ну, после! Когда мне матушка-царица приказала прибыть в Царское Село к себе, я поспешил выполнить ее приказание — поехал. Приезжаю в Царское. Прием мне был назначен парадный. Я вхожу в залу в одну, в другую, все смотрят на меня, я ни на кого и смотреть не хочу. Иду себе и думаю, что у меня Георгий на груди. Дохожу до кабинета, отворяются двери; что со мною сталось! И теперь еще не опомнюсь! Я забыл и Георгия и то, что я Кутузов. Я ничего не видел, кроме небесных, голубых очей, кроме царского взора Екатерины. Вот была награда!» И с чувством, постепенно понижая голос, Кутузов приостановился — и. все кругом его молчало. Потом весь этот рассказ он повторил на французском языке принцу Александру Виртембергскому, видимо, с целью, чтобы от него перешло это выше — в Петербурге. Тут один из офицеров Семеновского полка сказал громко: «Не правда ли, как эта сцена походит на сцену из трагедии «Дмитрий Донской» (трагедия Озерова)?»