Когда мы наконец добрались до поезда, то узнали от других пленных, что охранники были вынуждены отгонять беженцев штыками, чтобы не дать нам смешаться с толпой. Нас запихнули в вагоны, рассчитанные на сорок человек или восемь лошадей, но — немцы, как обычно, поместили по шестьдесят пять человек в вагон. Вся наша партия военнопленных заняла по крайней мере целый состав. Каждому из нас был выдан хлеб, и утром и днем, когда поезд останавливался, мы могли взять воды.
Я до сих пор помню, как во время одной из остановок поезда я увидел молодую немку, сидевшую на каком-то ящике. В одной руке она держала ребенка, в другой — чашку с супом, которым пыталась накормить младенца, и слезы текли по ее изможденному лицу, а суп тек струйками по платьицу ребенка. Рядом с ней никого не было, и вроде бы ничто не мешало ей накормить ребенка грудью, но она сама так долго не ела, что у нее пропало молоко.
Так, все время делая остановки, мы ехали несколько дней. Потом нас погрузили в трюм парохода, настолько тесный, что, даже если бы мы все могли стоять, места все равно не хватило бы. Раз в день охранники поднимали люк и опускали в трюм ведро воды. Те пленные, что были поближе, дрались из-за нее. Кое-кому удавалось получить глоток, но большая часть воды, похоже, расплескивалась при драке.
На пароходе мы плыли два-три дня, затем нас снова погрузили в поезд. На этот раз на нас надели наручники, сковав по четыре человека: охранники объяснили это тем, что союзники якобы держат в наручниках немецких военнопленных. Потом нас поместили в товарные вагоны. Каждый вагон был разделен пополам проволокой, за которой находились шестеро охранников с пулеметом.
Через какое-то время и мы, и охранники успокоились и обменялись сигаретами. У одного из пленных оказалось что-то вроде консервного ножа, и с его помощью нам удалось открыть замки на наручниках. Было очень жарко, а пить было нечего. Около полудня поезд остановился. Заперев замки на наручниках, мы вывалились из вагона и поняли, что попали в новый лагерь.
Нас встретил большой отряд молодых солдат, вооруженных винтовками со штыками. Какой-то зверского вида полковник начал орать на нас (позже мы узнали, что его жена и дети погибли при бомбардировке Дрездена).
Солдаты с немецкими овчарками на поводках повели нас по дороге по четыре-пять человек в ряд. Немного погодя нам приказали бежать. Прямо перед нами упали несколько наших товарищей, организмы некоторых были насколько обезвожены, что через поры шла кровь. Один никак не мог подняться, а другой, который был прикован к нему, не мог поставить его на ноги. Подбежавший полковник приказал спустить собак, и те бросились на лежащего ничком пленного.
Тут полковник заметил, что один охранник не захотел колоть упавшего штыком, и, яростно крича, что-то приказал ему. Молодой солдат вытянулся по стойке «смирно», глядя прямо перед собой, но не двинулся с места. Полковник приказал охранникам увести его, а мы помогли отнести окровавленного товарища в лагерь. Бывшие среди нас врачи-англичане насчитали на его теле 76 ран от укусов собак и штыков. Он выжил, но мы сомневались, что остался в живых тот немецкий солдат, который осмелился не подчиниться приказу.
Последние дни войны. Мы находились в лагере для военнопленных летчиков № 1 возле Барта, рыбацкого поселка на берегу Балтийского моря. Это были голодные дни, особенно для двадцатилетних. Некоторые из нас за шесть недель потеряли в весе по пятьдесят фунтов. Как правило, один или двое теряли сознание во время ежедневной переклички.
Было бы гораздо хуже, если бы немцы принуждали нас работать, но, поскольку мы все были офицерами (в основном младшими) и согласно Женевской конвенции освобождались от работ, они на этом не настаивали. Однако всех советских пленных, независимо от чина, немцы заставляли делать самую грязную и тяжелую работу, и те грудились во всех четырех лагерных зонах под присмотром вооруженных охранников [50] Женевская (1929 г.) конвенция наряду с Гаагской (1907 г.) — международные правовые документы, регулирующие условия содержания военнопленных. Гитлеровское командование и власти грубо попирали международное законодательство, в том числе и Женевскую конвенцию, участницей которой являлась Германия. В жестоких условиях фашистского плена погибли сотни тысяч военнопленных. Но особенно тяжелыми были условия для советских военнопленных, которые повсеместно использовались на каторжных работах. Только на оккупированной территории СССР немецко-фашистские захватчики уничтожили 3 млн. 900 тыс. советских военнопленных. Советский Союз, хотя и не был участником Гаагской и Женевской международных конвенций о военнопленных, в 1942 году заявил, что в своих действиях будет руководствоваться Гаагской конвенцией 1907 года.
.
Читать дальше