Юлиус Мадер - Абвер - щит и меч Третьего рейха

Внешнеполитическая служба информации и наблюдения никогда не была политической разведкой. Несмотря на это Канарис был в большинстве случаев хорошо осведомлен обо всем, что происходило внутри правящей НСДАП и о напряженных отношениях между «грандами» в правительстве и в партии, дерущимися за милость фюрера, и получал еще в мирное время, а затем в первые годы войны если не полный, то все же обширный материал о запланированных или уже осуществляющихся злодеяниях режима. Так что он мог снабжать высокие чины в военном ведомстве обширной скандальной хроникой; однако чаще всего те не делали выводов, на которые надеялся Канарис. То, что он располагал такими материалами, было, в первую очередь, заслугой полковника, позже генерала Остера, который благодаря своим связям в кругах «коричневых» и «черных», особенно с начальником полиции в Берлине графом Хельдорфом и начальником уголовного розыска Германии Небе, получал «подпольным путем» многочисленную информацию. [5] Наряду с Остером и другие подразделения абвера способствовали тому, чтобы Канарис был информирован о всех внутриполитических событиях, затрагивающих их сферу деятельности. (Примеч. авт.)

Однако не следовало переоценивать эти источники информации, которая поступала благодаря хорошим личным связям. Эти связи развивались и поддерживались в условиях постоянной огромной опасности для всех участвующих. Посол Хассель в своем дневнике 16 декабря 1938 г. записал мнение посланника Гентига о том, что отделение разведки (Канарис) при вермахте контролировало всю партию. Однако это было явным преувеличением.

Возможности получения информации не были безграничными, но под руководством ловкого и изворотливого начальника они были очень значительными, хотя, как уже говорилось, приходилось постоянно затрачивать много энергии, чтобы отражать непрекращающиеся открытые и замаскированные попытки экспансии РСХА. Разведке помогало то, что она в большей степени, чем какая—нибудь другая инстанция в Третьем рейхе, была свободна от надзора и опеки со стороны гестапо. У нее, например, был свой собственный паспортный отдел для оформления заграничных паспортов и виз, она была в состояний относительно свободно решать среди своего персонала вопрос о доказательстве происхождения. (Среди офицеров, работавших в разведке, были некоторые, а среди так называемых связных даже целый ряд сотрудников, которые не соответствовали требованиям «нюрнбергских законов».)

Один высокопоставленный руководитель СД во время допросов в Нюрнберге дал подробное показание об отношениях между вермахтом и тайной полицией. Даже при очень критическом рассмотрении эти показания в отдельных частях звучали очень убедительно. Допрашиваемый рассказывал, к примеру, что в кругах вермахта в довоенные годы ходили слухи, что Гиммлер и Гейдрих планировали с помощью методов ЧК стать во главе всего вермахта. Допрашиваемый не знает, действительно ли Гиммлер и Гейдрих вынашивали тогда планы такого рода, но сомневается в этом, потому что уже в личном плане не существовало предпосылок для осуществления столь далеко идущих целей; затем он добавляет буквально следующее: «Тайная государственная полиция как учреждение так же мало занималась этим вопросом, как и служба безопасности (СД). Им было запрещено вести разведывательную деятельность против и внутри вермахта. Правда, сам Гейдрих время от времени охотно слушал что—либо о вермахте и от него; однако он принимал решительные меры в каждом случае нарушения, о котором ему сообщали. Он был вынужден это делать, хотя бы для того, чтобы самому быть под прикрытием от вермахта».

Эти высказывания руководителя СД содержат большую долю достоверности, в них особенно интересны замечания, которые позволяют сделать вывод о том, что Гейдрих стремился подпольным путем с помощью добровольных помощников получить информацию о вермахте и специально о разведке. Факт, что внутри разведки в течение стольких лет мог безнаказанно существовать центр сопротивления режиму, можно считать доказательством того, что личный аппарат информации у Гейдриха в этот период работал гораздо хуже, чем тот, который Остер пустил в действие против партии и гестапо.

Здесь нужно коротко остановиться на личных отношениях Канариса с руководящими сотрудниками гестапо. Отношения с Гиммлером совершенно бесцветны. Личные контакты редкие. Канарис был невысокого мнения о Гиммлере, которого он в глубине души считает взбунтовавшимся мелким чиновником. Хотя он жестокий и хитрый, но не умен и труслив. С этим, считает Канарис, он справится. Труднее описать его отношения с Гейдрихом. Они сложны с обеих сторон. Гейдриха Канарис боится. Это инстинктивный физический страх. Человек этот во всех отношениях кажется ему жутким. Он слишком высок ростом, его глаза с почти монгольским разрезом смотрят всегда холодно и пронизывающе, взгляд как у змеи. Канарис чувствует, что перед ним человек, для которого не существует препятствий, это преступная натура крупного масштаба. И все же он околдован высоким интеллектом своего противника, которого он однажды назвал «умнейшая бестия». В своем дневнике он говорит о Гейдрихе после первой служебной встречи, как о «жестоком фанатике, с которым будет трудно сотрудничать открыто и доверительно». Со временем страх перед Гейдрихом не проходит. Уже одного телефонного звонка от начальника PCXА достаточно, чтобы лишить Канариса покоя.