Мы выскочили из "Фрама", честно говоря, побаиваясь. - Гости? Прошу к нашему шалашу! Вода кипит, рыба вычищена. Сейчас уха будет. И тут же старик высыпал в котел гору на зависть крупнейших сигов и камбал. - Дедушка! - крикнул Володя. - У нас картошка есть... В добрых глазах старика появилось не то презрение, не то усмешка. - Парень, да кто же уху варит с картошкой?! Это только у вас, в городу... Картоха уху только портит, рыбный дух убивает. Не-ет, настоящие рыбаки картоху к ухе на полверсты не подпустят. Ты, парень, ту картоху лучше в золе запеки. Такую и я с милой душой скушаю. Вот тебе и открытие: уха без картошки! Не полюс, конечно, и не новый остров, а все-таки... для нас новое. Всю рыбу дедушка Никодим выложил на большую, чисто выскобленную доску, и потому мы ели поблескивающую янтаринками сиговую уху "пустую". Ели с хлебом, деревянными, раскрашенными соловецкими ложками. Ручка у моей ложки была вырезана в виде рыбки. Может быть, из-за нее уха и показалась мне такой душистой и вкусной?.. Но Володя тоже похваливал уху, хотя у него ложка была без рыбки. - Мы тут с сыном рыбачим, - говорил дед. - Он с утра домой поехал, сольцы да табачку привезти. Тоже уже мужик в годах. Сорок шестой с Петрова пошел. Семья своя и изба своя. Растет народ! "Сорок шестой! - подумал я. - И растет. А нам с Володей по тринадцать. Сколько еще расти, узнавать, открывать!" Потом мы ели рыбу, тоже такую вкусную и нежную, что язык за ней в горло лез. И пока мы завтракали у гостеприимного деда Никодима, узнали, что "не умеючи и лапти не сплетешь" - всему нужно учиться. Это, конечно, нам было известно и раньше, но все-таки... И еще дед говорил: "Не вбивай гвоздь в тонкою доску, не затупив его, - расколет. Крепкую бечевку-стоянку можно легко разорвать, сделав из нее на ладони петлю. Не целься в человека даже из простой палки: случается - и палка стреляет". - Это для того, чтобы не иметь вообще привычки целиться в человека, пояснил дед Никодим. - Будешь играть с палкой, а потом и ружье ненароком вскинешь. Станешь целиться из палки в человека - от опытного охотника и по шее можешь получить. От деда мы узнали еще много нового для себя. И все это были маленькие открытия для будущего. Поблизости от берега проплывал небольшой карбас. В нем сидел бородатый старик в зюйдвестке - под стать деду Никодиму. Старик в карбасе приподнял зюйдвестку и поклонился в нашу сторону. Дедушка Никодим ответно приветствовал его: - Мое почтение! Доброго здоровья! - Кто это? - спросил я деда Никодима. - Не ведаю, - ответил дед. - А почему же он поздоровался? И вы... - Так уж, обычай. Знаком, незнаком, а поклониться да здоровья пожелать обязательно надобно. Порядок такой, уважение к встречному человеку. Спустя полчаса мы поблагодарили деда Никоднма за угощение, попрощались с ним и отплыли. Володя достал подсадную утку и долго рассматривал, видимо, стараясь найти ей применение. - На старых кораблях под бушприт прилаживали вырезанную из дерева русалку, - сказал он. - А на некоторых нос украшался головой дракона. Это для устрашения врагов. А у нас судно мирное. - И ты хочешь украсить нос "Фрама" подсадной уткой? - спросил я с усмешкой. - А что, плохо разве? - Да нет. Все равно ни русалки, ни дракона у нас нету. Не раздумывая долго, мой предприимчивый друг за минуту укрепил утку на носу нашего экспедиционного судна. И нам показалось, что от такого нововведения "Фрам-2" как-то возвеличился и даже поплыл быстрее. У лесобиржи, мимо которой мы проплывали, стоял норвежский лесовоз. Вдруг с борта "норвежца" мы услышали странные тонкоголосые выкрики, конечно, для нас непонятные: - Тойе... беед... - и еще какие-то слова, по тону выражающие радость. Велико было наше удивление, когда на борту судна мы увидели мальчишку лет семи. Он показывал пальцем на нас, оборачивался, похоже, что кого-то звал. Потом стал нам махать. Около мальчишки стали собираться моряки, тоже нам что-то кричали, кажется, они требовали, чтобы мы пристали к борту их парохода. Один из них, высокий, плечистый, громкоголосый, поднял мальчишку на руки и тоже призывно кричал нам. - Что им нужно? - спросил я Володю. - Сам не понимаю. Мы опустили весла в недоумении и нерешительности. - Мальчики, кэптен просит вас на судно. Это было уже совсем неожиданно. Кто-то из норвежцев говорил по-русски, и довольно чисто, хотя с сильным акцентом. С борта опустили штормтрап и бросили нам конец. - Поднимемся, - сказал Володя. - Не съедят. Минуты через две, пришвартовав "Фрам-2", мы поднялись на борт норвежского судна. Нас окружили моряки. Первым пожал нам руки тот высокий норвежец, который поднимал на руки мальчишку. - Кэптен Христиан Валь, - дружелюбно сказал он нам, словно взрослым. Мы смущенно молчали. Знающим русский язык оказался радист. Едва удерживая мальчишку, а тот так и рвался к нам, он сказал: - Это сын капитана Кнут. Капитан приглашает вас к себе в каюту. Пойдемте! И мы пошли. Не знаю, как Володя, а я, признаться, едва соображал, что происходит. Капитанская каюта была просторная, светлая. Нас усадили в кресла, словно мы были важные персоны. Принесли и разлили по чашечкам кофе. А мы не знали, что делать. Среди окантованных фотографий на стенах я заметил портрет Нансена, такой же, какой мы видели у Павла Владимировича. Я толкнул локтем Володю и показал глазами на портрет. И мой друг неожиданно сказал: - А наша шлюпка называется "Фрам". - "Фрам"? - восхитился радист. - Это здорово! - И он что-то сказал капитану. Я разобрал только "Фрам" и "Нансен". Капитан тоже оживился. Через переводчика он сообщил, что ему известно: Нансен - большой друг Советской России. - Вот в нашей экспедиции появилось и кофе, - шепнул мне Володя. А я все еще не мог понять, почему нам оказан такой почет. Ведь норвежцы, когда позвали нас к себе, еще не знали, как называется наша шлюпка. Без наших вопросов все объяснил радист. - Сыну капитана понравилась птица на вашей шлюпке Он назвал ее игрушкой-птицей и хочет ею играть. Может быть, вы продадите ее? Оба мы были несказанно поражены: Кнуту понравилась наша подсадная утка. - Зачем же продавать? Мы просто ее подарим Кнуту. Мальчишка был вне себя от радости, а капитан Валь снял со стены портрет Нансена и передал его Володе. - Капитан в знак благодарности и вашей любви к нашему великому соотечественнику делает вам подарок. Капитан снова крепко пожал нам руки. Мы вышли из каюты, унося с собой дорогой подарок. В шлюпке Володя быстрехонько освободил подсадную утку, и деревянная птица, не расправляя крыльев, на тросике мигом взлетела на палубу судна прямо в руки маленького норвежца. На другой день мы вернулись в свою родную Соломбалу, а вскоре приехал и Павел Владимирович. Конечно, мы поспешили показать ему подарок норвежского капитана - портрет Нансена. - Да, - сказал Павел Владимирович, - капитан Валь прав. Фритьоф Нансен был большим и искренним другом Советской страны. И еще мы узнали от Павла Владимировича, что в 1914 году Нансен написал книгу "В стране будущего" о путешествии в Сибирь. В 1921 году он оказывал помощь голодающим Поволжья. Замечательный норвежец получил Почетную грамоту IX Всероссийского съезда Советов и был избран почетным депутатом Московского Совета. Затем великий путешественник и полярный исследователь написал книгу "Россия и мир". И все это было для нас новым. Отплывая на своем "Фраме", мы мечтали об открытиях и боялись, что открывать уже нечего. Но даже в маленьком путешествии мы открыли для себя многое. Мы открывали большой мир. Он был неизмеримо велик. А нас впереди ждала, как широкая и неизведанная дорога, чудесная жизнь, и предстояло множество новых изумительных открытий.
