Евгений Коковин - Солнце в ночи

Глава девятнадцатая

НАНУК

Хотя в чуме горел костер, Алексей никак не мог рассмотреть лицо Анисьи матери Санко. Она по-ненецки переговаривалась с сыном и, готовя еду, низко наклонялась над огнем и над котлами. Совик и какие-то обвязки делали ее фигуру особенно неопределенной и неуклюжей. Отца Санко дома не оказалось - он был в стаде. В такие ненастные дни многие мужчины уезжали в стада охранять оленей. В пургу олени могут отбиваться от стад - это опасно. Пурга не унималась. Наоборот, она становилась, как казалось Алексею, еще злее и неистовей. Она так страшно рвала шкуры чума, что грозила каждую минуту сорвать с места легкое и ненадежное жилище. Пурга врывалась в чум через мокодан - дымовое отверстие вверху, препятствуя выходу дыма. Алексей жмурился и рукавом куртки протирал глаза. Анисья разложила в миски вареное мясо и рыбу. Сама она к еде не притронулась, поплотнее закрепила шкуру у входа и уселась, наблюдая, как ужинают сын и гость. Алексей видел только ее глаза, маленькие, зоркие и умные. Мясо было нежное, должно быть, от молодого оленя, и Алексей ел его с наслаждением. Санко принес большой кусок мороженой оленины и ловко ножом наготовил строганину. Он ел много и быстро, удивляя своим аппетитом даже проголодавшегося Алексея. Закончив ужин тремя кружками чаю, Санко взбил кучу шкур и сказал: - Будем спать. - А когда мы увидим Нанук? - тихо спросил Алексей. - Завтра. Это близко, чум Валея близко. Ложись. Алексей хотел спросить Санко о завтрашней погоде, о том, когда должна закончиться пурга, но молодой ненец как рухнул на шкуры, так моментально и уснул. Алексей натянул на себя шкуру, но ему не спалось. Он раздумывал о многом - об ожидающем упряжек начальнике экспедиции, о доме, о Санко и о Нанук. Раздумывал и прислушивался к ревущей пурге. Когда Алексей проснулся, пурга стала тише, но все еще бесновалась. Санко спал. Анисьи в чуме не было. Над костром висел большой котел. Ночью да и сейчас Алексей совсем не чувствовал холода и очень этому удивился. Он выглянул из чума, но в вихревых завитках снега ничего разглядеть не мог. В чум не вошла, а влезла Анисья и приветливо сказала: - Нгани торова! Алексей понял, что она его приветствует, улыбнулся и поздоровался. Она поправила шкуры на Санко. Юноша в этот момент открыл глаза и сразу же вскочил. К удивлению Алексея Анисья вытащила откуда-то таз с водой, а Санко сказал: - Будем мыться. В Морской слободе Алексей слышал, что ненцы никогда не моются. Он вытащил из своего мешка полотенце и с удовольствием поплескался подогретой водой. Конечно, это было не ахти какое умывание, но в таких условиях и оно оказалось приятным. Потом умылся и Санко, и они принялись за завтрак, который, впрочем, ничем не отличался от вчерашнего ужина: строганина тонкие пласты сырой мороженой оленины, вареная оленина и рыба и в завершение - чай с привкусом той же рыбы. Алексею есть не хотелось, и потому завтрак ему показался уже не таким вкусным, как ужин. Неожиданно по шкурам чума у входа словно кто-то сильно ударил палкой или хореем. В прерывистом завывании пурги послышался смех и невнятный из-за непогоды голос: - Нгей! Санко, Санко-о-о! Ты приехал?! - Это Нанук! - вскочил Санко и бросился к выходу. Он оторвал шкуру у выхода из чума и втащил внутрь девушку, засыпанную снегом и похожую на снеговика, каких лепят зимой ребятишки. - А я к тебе хотел идти, - радостно говорил Санко, отряхивая с одежды девушки снег. - А если хад унесет? - У меня ламба. Не унесет. - Ламба - лыжи, - перевел Санко. - Ненянг ирий, - смеялась чему-то Нанук. - Сыра ненянг, сыра сэв ненянг... Ха, тангець... - Она говорит: скоро месяц август, опять комариный месяц. Снежные комары. Это она о пурге. А живем на летнем стойбище... Нанук тараторила и смеялась, пока не заметила Алексея. Тут она смутилась и умолкла, опустив глаза. Теперь, когда она уже сидела, откинув саву-шапку на затылок, Алексей смог ее разглядеть. Нанук была младшей дочерью в большой семье Филиппа Валея. Все ее братья и сестры были уже женатые и замужние. Женщин для ведения хозяйства приготовления пищи, шитья и починки одежды и обуви - в двух чумах Валеев было предостаточно. Потому Нанук, освобожденная от домашних дел, почти все свое время проводила на охоте или в оленьем стаде. Всем жителям острова уже было известно, что Нанук - невеста Санко Хатанзея. Может быть, она была бы уже и женой Санко, но этому помешало несчастье, внезапно пришедшее в семью Хатанзеев. На охоте на моржей погиб старший брат Санко. Он был женат, а по старинному обычаю ненцев на жене умершего должен жениться его младший брат. С потерей брата юноша терял и свою любимую девушку. Санко долго раздумывал над своей горькой судьбой, а потом явился к отцу и решительно заявил: "Я не люблю нябу1, я люблю Нанук, я женюсь на Нанук!" Отец помрачнел, заплакала мать и заплакала няба - жена старшего брата. Няба Александра сквозь слезы сказала "Пусть Санко женится на Нанук, я не хочу другого мужа. Мой муж был и останется Константин". Эти слова невестки еще больше разгневали старого Антипа Хатанзея. Покойник не может оставаться мужем живой женщины. Она не должна думать о Константине, не должна произносить его имя, чтобы не навлечь беду на семью Хатанзеев. Сын и невестка хотят нарушить старинный священный обычай отцов, дедов и прадедов. Санко не стал больше противиться вслух, отмалчивался, но и не повиновался обычаю. Время проходило, а Санко и Александра - няба так и не стали мужем и женой. И постепенно все опять стали считать Санко и Нанук женихом и невестой. Все ждали, когда они поженятся. Только при старом Антипе не за водили об этом разговора. По-своему Нанук была действительно красива. Особенно привлекали ее быстрые, искрометные глаза. В них не было ни кокетства, ни пугливости. Сейчас, когда Нанук снова взглянула на Алексея, а потом на Санко, в глазах ее горела радость. - Где ты долго был? - спросила она. - Григорьев приехал? - Нет, Григорьев не приехал. Но он приедет, он написал мне письмо и послал краски. Вот приехал Алексей и еще русские. Твой чум далеко? - Наши рядом, все три. Отец в стаде. - На охоту выходили? - Вчера пришли. Саво! Шесть нохо... - Ого! - восхитился Санко. - Шесть песцов! Молодец, Нанук! Санко сел рядом с Нанук и стал растирать кисти ее рук. - Холодные, - сказал он, словно оправдываясь перед Алексеем. Нанук, не отстраняясь, счастливо улыбнулась. Удивительная простота и доверчивость были в отношениях юноши и девушки. Алексей смотрел на них, и у него становилось радостно на душе. Анисья, не спрашивая, положила в миску два больших куска мяса и поставила перед Нанук. Девушка достала свой нож и принялась есть. Она ела, как и Санко, захватив в руку весь кусок. Нож поблескивал у ее губ, и Алексей удивлялся быстроте и точности движений рук Нанук. - Где Степан? - опросил Санко у матери. - Степан не был. Уехал и не был. - А норвеги? - Не были. - Разве то были норвежцы? - опросил Алексей. - Нет. Были ингланд. А у нас всех не наших зовут русские и норвеги. Санко вышел из чума и вскоре вернулся. - Подождем, и поеду за оленями. Хад скоро конец, - сказал он. - Потом поедем. Начальник ждет. Ты сиди. Мы с Нанук. - Куда поедешь? - встревожилась девушка. - Я поеду... - Нет, Нанук, нет. Я скоро. Девушка опечалилась. Санко обнял ее за плечи и снова сказал: - Я скоро. Пурга успокаивалась, и Санко уехал в стадо за оленями. А к вечеру, погрузив на нарты свежего мяса, друзья повели три упряжки к морю, туда, где их ожидала группа Чехонина.