Ольга Елисеева - «Прости, мой неоцененный друг!» (феномен женской дружбы в эпоху просвещения)

Перечисляя петербургские знакомства, Екатерина Романовна пишет: «Из частных домов я посещала семейство Голицына, где любили меня и жена, и муж — очень умный и уважаемый старик». [12] Записки княгини Е. Р. Дашковой. Россия XVIII столетия в изданиях Вольной русской типографии А. И. Герцена и Н. П. Огарева. Лондон, 1859. С. 11. Речь идет о семье Д. М. Голицына, русского посла во Франции в 1761 г. вернувшегося из Парижа, и о его жене Екатерине Дмитриевне, родной сестре Антиоха Кантемира Смарагде Кантемир, даме чрезвычайно начитанной и широко мыслящей, основавшей вместе с мужем Голицинскую больницу в Москве, но, к сожалению, скоро скончавшейся. В обществе этих «милых стариков», которым не исполнилось еще и 40-ка, юной княгине, конечно, не было скучно. Но этой весомой поправкой круг действительно образованных женщин в Санкт-Петербурге в начале 60-х гг. XVIII столетия можно и ограничить.

К тому же Екатерина Романовна говорит о дамах, занимавшихся «серьезным чтением», т. е., подобно ей самой, глотавших тома Бейля, Монтескье, Буало и Вольтера, а не чтением вообще. Женщин, запоем читавших романы, в русской столице и тогда было достаточно. Но те, с кем можно было бы обсудить идеи французских философов-просветителей, требовавшие определенной умственной работы, считались по пальцам одной руки. В этих условиях сама собой отпадала проблема приблизительного равенства возраста подруг. Круг людей со сходными интеллектуальными потребностями был столь узок, что духовная близость заменяла возрастные интересы, и 17-летняя Дашкова легче общалась с 30-летней великой княгиней или 40-летней Голицыной, чем с собственной сестрой Елизаветой и другими придворными девушками-сверстницами.

Вспомните обращение пушкинской Татьяны Лариной, влюблявшейся «в обманы и Ричардсона, и Руссо», к Онегину, блиставшему образованием на фоне провинциального дворянства из медвежьего угла, которое говорило только «о сенокосе, о вине, о псарне, о своей родне»:

Именно так следовало бы описать духовную атмосферу, в которой встретились две «читающие дамы» — великая княгиня и девица Воронцова — и кинулись друг к другу, как одинокие путники в пустыне, вдруг увидевшие товарища по несчастью. Совершенно естественно, что они не могли наговориться, начитаться писем и книг, которыми обменивались, и ловили каждый момент встречи.

Обе были в своем кругу «белыми воронами». Над обеими за спиной посмеивались, разглядев в руках пухлый томик Вольтера, а не затрепанный рыцарский роман. Но стоит отметить, что всего за одно поколение до наших «ученых дам», в почти неграмотном придворном обществе времен Анны Иоанновны, насмешки и отчуждение вызывала принцесса Анна Леопольдовна, «дотянувшаяся» пока только до романов.

В Екатерининское царствование заниматься серьезным чтением и литературным, в первую очередь переводческим трудом, стало не только не стыдно, но и прямо-таки обязательно для представителей образованного сословия, в чем сама императрица задавала тон. Именно тогда совершился глубокий культурный прорыв, подготовленный всем развитием русского общества на протяжении первой половины XVIII в. К концу столетия в России насчитывалось уже более 70 женщин-писателей. [13] Каменский А. Б. «Под сению Екатерины II». СПб., 1992. С. 92. Их труды сейчас практически неизвестны и, по совести сказать, не обладают большими художественными достоинствами, но сам факт изменения отношения к литературе в пользу серьезных занятий знаменателен. Эти «ученые дамы» не взялись бы сами за перо, если б их матери не зачитывались романами из петербургских и московских книжных лавок.

И не даром отец русского женского образования Иван Иванович Бецкой шел в своих проектах гораздо дальше создания Смольного института благородных девиц и воспитательных домов, предлагая разрешить наиболее одаренным девушкам получать университетское образование вместе с юношами. Подобный проект был, конечно, утопичен для того времени, но само его появление много говорит об изменении взгляда на женщину в обществе эпохи Просвещения. «За первое предводительство, оказанное нам, как на свет вышли, за первую помощь и сбережение, за первое пропитание, за первые наставления и за первую дружбу, которой в жизни своей пользуемся, кому одолжены? Одному женскому полу». В основу женского образования в России, было положено Бецким непреложное правило, чтоб «все девушки не только общались читать и писать, но имели бы и разум, просвещенный различными знаниями, для гражданской жизни полезными». [14] ПСЗ. Т. XVIII. С. 309–310.