Лев Колодный: Сердце на палитре - Художник Зураб Церетели

На Западе преуспевавшие художники, такие как Пикассо, Дали, Шагал, владели особняками, дворцами, замками, никто не мешал им обзаводиться недвижимостью, антиквариатом, заводить счета в банках. В истории советской Москвы известен единственный случай, когда в двадцатые годы, при новой экономической политике, архитектор-художник Константин Мельников возвел в переулках Арбата собственный каменный дом.

В Грузии частный двухэтажный дом в деревне мог построить из камня и при советской власти чуть ли не каждый крестьянин. Стоило пересечь речку Псоу, границу России и Грузии, как тотчас перед глазами возникали невиданные на российских просторах двухэтажные дома с навесом для машины.

Деревня Багеби раскинулась с давних пор на горе поодаль от старого Тбилиси. Город подошел к ней новыми кварталами. В том предместье никто не помешал признанному художнику превратить рядовую советскую дачу в просторный особняк, куда, не ударив в грязь лицом, можно было пригласить главу любого государства.

Особняк на горе превратился в музей. Картины, написанные хозяином, заполнили стены комнат и коридоров. Даже на двери туалета висела одна из них. А двор с видом на Тбилиси обжили изваяния сказочных персонажей, волновавших воображение не наигравшегося в годы военного детства Зураба. В этом райском уголке принимал он и Ельцина. Ничего подобного, повторюсь, бывший секретарь уральского обкома КПСС не видел в родном Свердловске Екатеринбурге. Да и в Москве и в Московской области ему при всем желании показать подобный особняк-музей никто бы не мог.

До революции художник Виктор Васнецов по собственному проекту возвел сравнительно небольшой деревянный дом за Садовым кольцом, украсив его картинами и мебелью, выполненной по собственным рисункам. Земля там считалась окраиной и стоила сравнительно недорого. Купец первой гильдии коммерции советник Павел Третьяков в Замоскворечье заполнил собственный особняк купленными картинами. В Абрамцеве друзья-художники превратили подмосковную усадьбу промышленника и мецената Саввы Мамонтова в дом-музей. Но чтобы художник за свои труды заимел просторную усадьбу или городской особняк, такого и до 1917 года никому не удавалось. Левитан занимал флигель мецената, одного из Морозовых, давшего ему кров. Суриков арендовал квартиру в доме князя Голицына. Серов жил в квартире маленького дома. В подмосковных дачах советских художников-академиков было просторнее, чем в столичных квартирах. Но и там все выглядело бедно по сравнению с тем, что могли себе позволить признанные живописцы и скульпторы Запада.

Дом в Багеби Церетели украсил всеми средствами искусства, которыми владел. Нет такого пластичного материала, который бы ему не подчинялся. Первый секретарь МГК увидел картины, статуи, витражи, эмали и мозаики. Портреты и натюрморты полыхали огнем. Пораженный Ельцин не только пообещал поддержку, о которой шла речь выше, но и предложил, прощаясь:

- Приезжайте к нам в Москву. Мы дадим вам большую мастерскую.

Слово свое сдержал, когда стал президентом России. А старая мастерская на Тверском бульваре начала служить скульптурной студией.

* * *

Как складывались у художника до этой встречи отношения с первыми лицами СССР? Со Сталиным и Хрущевым по молодости лет - познакомиться не успел. Когда в Манеже Никита Сергеевич распекал живописцев за картины, написанные не по канону, к которому неистовый Хрущев привык, молодой Зураб жил далеко от Москвы.

После смерти опального Хрущева его родственники обратились к Церетели с просьбой выполнить надгробие Никиты Сергеевича на Новодевичьем кладбище. Вместе с сыном покойного он побывал там и сделал замеры могилы. Но в силу особых отношений, которые сложились у Хрущева с Грузией, от лестного предложения пришлось отказаться. Церетели предложи взамен себя кандидатуру Эрнста Неизвестного. Он, как известно, выполнил заказ семьи и тем самым прославился необыкновенно. Это - версия со слов несостоявшегося автора проекта.

Привожу другую версию сына Хрущева, Сергея Никитича, об участии в этой истории нашего героя:

- Я не был близок к искусству, да и не очень-то помнил, что Неизвестный был в Манеже одним из главных "педерасов", по словам отца. Я с ним встретился, посмотрел на его работы с некоторым удивлением, но решил, раз говорят лучший, значит так и есть. Неизвестный обещал подумать. На следующий день я встретил Зураба Церетели, который тоже захотел делать памятник. Мы с ним поехали на Новодевичье кладбище, он долго там все измерял. В конечном итоге его памятник должен был получиться размером в эту комнату. А через два дня одна знакомая, которая сотрудничала с органами, рассказала, что в конторе, то есть в КГБ, опять шум. "Тебе очень рекомендуют найти нормального московского скульптора, а не Неизвестного и не грузина". Рекомендовали не только мне: пришли к Церетели, к Неизвестному, которому пообещали не дать государственную премию, если он будет делать памятник Хрущеву. С тех пор Церетели я не видел".