Но как только Ликург узнал, что от вдовы брата можно еще ожидать потомка, он объявил себя пока лишь правителем, предоставляя в будущем царское достоинство царственному младенцу, если это будет сын. Между тем честолюбивая вдовствующая царица тайно предложила ему убить младенца, если Ликург согласится жениться на ней и разделять с ней царскую честь. Ликург с отвращением отнесся к этому преступному предложению, но, для того чтобы спасти жизнь ребенка, он для виду согласился на предложение и просил предоставить ему самому умерщвление ребенка. Когда затем царица родила сына и немедленно после рождения послала его Ликургу, он принес его в собрание народных старейшин со словами: «Спартанцы, нам родился царь», посадил его на царский престол и назвал его Харилаем, т. е. радостью народа.
С этого времени Ликург управлял государством как опекун своего племянника. Но вдова Полидекта, сильно обиженная отвержением ее руки и жаждавшая мщения, старалась, вместе со своими родными и другими недоброжелателями, делать Ликургу всевозможные затруднения и распустила слух, что он хочет лишить жизни юного царя. Для избежания козней своих врагов Ликург решился оставить страну, до совершеннолетия своего племянника. Он отправился на остров Крит, где и оставался всего долее, изучая законы и учреждения переселившихся туда дорян. Критские доряне более других сохранили в чистоте старый порядок и нравы, предания и учреждения дорического племени и развили их далее. Впоследствии они полагали, что их стройное государственное устройство происходит от древнего мифического царя Миноса, который был знаменит как мудрый законодатель и царствовал гораздо прежде переселения дорян на остров Крит, поэтому обыкновенно говорят, что Ликург изучал на острове Крит законы мудрого Миноса и привез их в Спарту. Из Крита Ликург отправился далее в города малоазиатских греков и в Египет, страну самой древней мудрости. В малоазиатской Ионии он познакомился с творениями Гомера и, как полагают, первый привез их в европейскую Грецию.
По возвращении, наконец, в Спарту, Ликург нашел государство еще в большем беспорядке, чем прежде, под тиранической властью своего племянника Харилая. Он поэтому решился излечить больное государственное тело и дать ему устройство, с каким он познакомился на острове Крит. Но прежде он отправился в Дельфы спросить оракула Аполлона, без совета которого не предпринимали ничего важного в Спарте. При входе в святилище пифия встретила его словами:
В мой богатый храм приходишь ты, Ликург, – любезный Зевсу и всем на Олимпе живущим. Не знаю, как мне назвать тебя – богом или человеком. Скорей, однако, назову тебя богом, чем человеком.
Ободренный этими словами, Ликург возвратился в Спарту с твердым решением выполнить свое трудное дело. Склонив на свою сторону часть граждан, он в одно утро вышел на площадь с 30 вооруженными приверженцами, чтобы напугать противников и устранить всякое сопротивление. Харилай сначала бежал в храм Афины, думая, что его хотят лишить жизни и царства; но когда ему под клятвой обещали безопасность, он оставил свое убежище и был даже склонен сам принять участие в преобразовании государственного строя. Большая часть дворянства также была на стороне Ликурга; оно тем скорее склонилось в его пользу, что он получил от самого Дельфийского бога полномочия на преобразование и устройство государства.
Для спасения государства Ликург должен был, прежде всего, уничтожить распрю между обоими царственными родами и положить предел раздорам партий в дворянстве. Так как ни один из обоих царственных родов не мог быть устранен, то необходимо было установить либо попеременное, либо совместное господство этих родов. Ликург имел основание решиться в пользу второго устройства; господство разделено было договором между обоими родами, так что в Спарте находились всегда два царя. Но чтобы устранить в будущем возможность новых и опасных споров между обоими царственными родами, он оставил царям власть лишь по имени и передал действительную власть в самых важных делах в руки выборных из дворян – совета старейшин (герусия). Таким образом, новый государственный строй приобрел себе расположение гордого и жадного к власти дворянства, которое видело свой прямой интерес в сохранении этого строя. Совершенного уничтожения царского достоинства, по примеру всех других государств Греции, не считали уместным в Спарте, потому что в завоеванной стране с таким разнородным населением считали нужным иметь царя, как связывающую цепь для всех, как верховного главу покоренного населения; между тем для дорического дворянства ослабленная царская власть, особенно при ее разделении между двумя лицами, не представляла опасности тиранических превышений.
Читать дальше