Анатолий Уткин - СССР в осаде

Правая волна идеологов холодной войны начала подниматься в США примерно с 1957 г. Главной отличительной чертой ее программы было требование привести американское влияние в мире в соответствие с колоссальным американским потенциалом. Эти новые стратеги глобальной вовлеченности Америки вышли из цитаделей северо-восточного истэблишмента, университетов, традиционно поставлявших лидеров правящей элиты, исследовательских центров — «фабрик мысли» Северо-Востока. Они были уверены в себе, в своей компетентности и не сомневались в своем превосходстве над консерваторами маккартистского периода, над республиканскими политиками-бизнесменами администрации Эйзенхауэра, которым приходилось туго в споре со светскими, энергичными и эрудированными представителями клана Кеннеди. Близко наблюдая «новых людей», скептически настроенный заместитель государственного секретаря Ч. Боулс позже писал: «Они ищут случая показать свои мускулы… Они полны воинственности».

Для плеяды, возглавляемой Дж. Кеннеди, неверие в способность Америки решить любую проблему и направить развитие мира в нужное русло означало измену главным американским принципам. Соображения по поводу ограниченности американских возможностей не принимались в расчет.

Это был зенит относительной мощи США (военной, экономической, политической) и внутренней стабильности метрополии, основанной на национальном консенсусе, отсутствии реальной оппозиции политике глобальной экспансии, на вере в особое предназначение Америки. Американской элите осторожное маневрирование, свойственное политике Д. Эйзенхауэра, стало казаться преступным пораженчеством. По мнению сторонников Кеннеди, правительство республиканцев внутренне не верило в возможность возобладать над противником, не верило в победу в холодной войне. Тем самым оно (с точки зрения Кеннеди) как бы ставило предел распространению американской мощи в мире. Президент Кеннеди считал, что пассивность, свойственная республиканской администрации, может лишить США стратегической инициативы, вызвать у союзников и подопечных стран волю к самоутверждению.

В своем послании «О положении страны» 30 января 1961 г. Дж. Кеннеди указывал на чрезвычайность переживаемого периода: «Поток событий (выдвинувших Америку вперед. — А.У.) иссякает, и время перестает быть нашим союзником». Мощь Америки должна была быть использована быстро, активно, эффективно и немедленно. Поражение даже в отдельном регионе означает удар по престижу США и их влиянию повсюду. Поэтому даже при решении задач местного значения следует непременно добиваться успеха ценой привлечения всех ресурсов, находящихся в американском распоряжении.

Распространение американского влияния в мире «просвещенные интервенционисты» 60-х годов, так называли сторонников Дж. Кеннеди, поставили на новое и весьма солидное, с их точки зрения, основание. Вульгарность простого «сдерживания», выдвижение в качестве национальной задачи лишь замену западноевропейских имперских центров им претила. Их привлекала более широкая перспектива. Президент Кеннеди выразил кредо своей администрации в инаугурационной речи: «Пусть каждая нация вне зависимости от того, желает она нам добра или зла, знает, что мы заплатим любую цену, вынесем любое бремя, перенесем любые трудности, поддержим любого друга, выступим против любого врага ради обеспечения торжества свободы». Даже делая скидку на пристрастие к высокопарной риторике, следует сказать, что это было опрометчивое обещание. Ни одна страна не может вынести «любое бремя» и «заплатить любую цену».

Администрация Дж. Кеннеди хотела видеть своих соотечественников не нейтральными и самодовольными обывателями, а активными защитниками американской политики.

Годы правления Эйзенхауэра порицались за самодовольство, за отсутствие чувства ответственности, за массовый уход в собственные мелкие проблемы, за безразличие к «всемирным задачам» США. Сточки зрения Кеннеди, обязанность идеологов его администрации — «выработать убедительное идейное обоснование делу поддержки и укрепления нашего общества в критическое время». Поэт Роберт Фрост во время инаугурации Джона Кеннеди объявил, что наступают великие новые времена, аналогичные эпохе римского императора Августа. Даже поэт-демократ не остался безразличен к пафосу имперского блеска и желанию видеть Вашингтон «великим Римом новейшего времени». «Волнение охватило страну, — писал журналист и историк Д. Хальберштам, — волнение охватило, по меньшей мере, ряды интеллектуалов, разделявших чувство, что Америка готова к переменам, что власть будет отнята у усталых, мыслящих, как представители торговой палаты, людей Эйзенхауэра и передана в руки лучших и самых способных представителей нового поколения».