Но в конце августа из Берлина пришел приказ вернуться и мне. Оказалось, что, раздосадованный поступком Гиля, штаб ЭСД категорически отказался от разрешения сформировать еще одну русскую бригаду. Тогда генерал Власов приказал вернуть и меня в Берлин и ликвидировать все начинание. Но как мне было это объяснить батальону, если судьба его тесно связана с жизнью и смертью людей? Я сказал им всю правду, но обещал не оставить их и вернуться к ним.
К сожалению, я свое обещание исполнить не мог, но немного позже весь батальон удалось перевести в летные части РОА, к генералу В.И. Мальцеву.
28 августа перед отъездом на вокзал я обратился к батальону с прощальной речью, после чего обошел роты и направился к машине, но она уже была облеплена людьми с протянутыми руками: одни высказывали последние слова прощания, другие желали скорейшего возвращения. Так, с облепленной машиной, без заведенного мотора, все вместе спустились к мосту, а там одиноко стояли две наши учительницы и плакали. Я вышел из машины, с тяжелым сердцем попрощался с этими прелестными девушками и поехал на вокзал.
Так кончилась наша псковская эпопея. Нам не удалось сформировать обещанную нам бригаду РОА, но Гвардейский батальон РОА тогда не только на словах, но и на деле распространил идею освободительной борьбы весьма широко и с большим успехом. Я бы сказал, что он свою миссию исполнил и словом и делом.
1 сентября вечером я приехал в Берлин. Там меня ждали. По прибытии домой жена дала мне номер телефона, куда я должен был позвонить. Оказалось, что это был номер телефона штаба генерала Власова, куда генерал пригласил меня с женой. До того я не имел чести видеть генерала Власова, хотя и состоял в его организации. Пришлось ехать, как говорят, с корабля на бал. Оказалось, что это был день рождения генерала, и гостиная его была полна русскими и немецкими офицерами. Генерал нас встретил, как гостеприимный хозяин встречает старых знакомых.
В эту ночь генерал Власов отозвал меня в сторону и наедине сказал: «Полковник, я о вас все знаю, и больше мне нечего знать. Я вызвал вас спросить — хотите со мною работать или нет?» Не задумываясь, я ответил: «Господин генерал, спасибо за честь и доверие». Генерал поблагодарил за ответ и с того дня пригласил меня ежедневно бывать в штабе. Собственно говоря, со следующего дня и началась фактически моя работа в штабе ген. A.A. Власова.
В штабе генерал-лейтенанта А.А. Власова
2 сентября по приглашению генерала Власова я стал работать в его штабе. Здесь мне все было ново и незнакомо. Генерал был ко мне очень внимателен, но состоял я при штабе внештатным, т. е. у меня не было определенной должности, я только пока знакомился с делами штаба, и, очевидно, генерал изучал нового подчиненного.
Размещался штаб в Берлин-Далеме, на Кибитцвег, 9, в небольшой уютной вилле, окруженной садом. Ко времени моего прибытия туда там, помимо самого Власова, жили еще генерал-майор Василий Федорович Малышкин, помощник Власова, полковник В. Кравченко — комендант штаба, майор А. Калугин — начальник личной канцелярии, капитан Р. Антонов — адъютант генерала, лейтенант В. Мельников, заведовавший хозяйством, и шесть солдат — обслуживающий персонал. Помимо вышеупомянутых лиц, к штабу относился еще офицер связи Сергей Борисович Фрелих, но он жил на соседней вилле. Немного позже поступил Виктор Ресслер. Весь штабной персонал находился на довольствии при школе пропагандистов в Дабендорфе (Остпропаганда-Абтейлунг) [21] Школа в Дабендорфе была частью Отдела Восточной пропаганды (Остпропаганда-Абтейлунг) Верховного командования вермахта.
. Каждое утро оттуда присылалось в Далем на генеральскую кухню определенное количество пайков; готовил солдат-повар, и довольствовались все из общего котла — офицеры за генеральским столом, солдаты у себя внизу.
Помимо продовольствия, генералы получали еще по 70 марок карманных денег, а остальные офицеры по 30. Короче говоря, условия жизни на вилле были скромнее скромного, но атмосфера царила там прекрасная — точно жила одна семья, строго соблюдавшая субординацию и воинскую дисциплину. Каждый старательно выполнял свои обязанности, как будто от его прилежания зависел успех всего начинания. Сам Власов в повседневные дела штаба не вмешивался, к своим подчиненным относился строго, но справедливо. При всем том чувствовалось, что офицеры и солдаты его не только уважают, но и любят.
Признаться, и на меня самого Власов произвел внушительное впечатление: высокий, стройный, мужественный, с крупными чертами лица и добрым выразительным взглядом из-под толстых стекол очков. Среди присутствующих он выделялся не только своим высоким ростом, но и полувоенной формой без всяких знаков различия. Он встретил меня с женой с улыбкой гостеприимного хозяина, хотя мы виделись с ним впервые. А когда поприветствовал нас своим густым басом, так гармонировавшим с его внешностью, он нас совсем очаровал. Вот как, подумал я, выглядит знаменитый Власов, спаситель Москвы, имя которого в конце 1941-го и в начале 1942 года не сходило со страниц газет воевавших стран. Тогда генерал Власов не только первым отбил атаку немцев на Москву и тем самым способствовал контратаке других армий, оборонявших столицу, но нанес немцам тяжелое поражение, отогнал их до Волоколамска и уничтожил миф о непобедимости немцев. Я бы сказал, что в психологическом отношении эта подмосковная победа послужила поворотным пунктом в дальнейшем ходе войны. Психологический капитал, в смысле сознания немцами своего превосходства над врагом, приобретенный ими в связи с головокружительными успехами в начале войны, в боях под Москвой окончательно иссяк, и это положение вещей первым доказал Власов.
Читать дальше