Константин Кромиади - «За землю, за волю!» Воспоминания соратника генерала Власова

При выезде нашей колонны из местечка с места сорвался какой-то мотоцикл, умчавшийся куда-то в сторону.

Проехали на запад километра три. Вдруг на развилке колонна остановилась. Произошла какая-то заминка. Послышался возбужденный разговор. Я сказал: «Андрей Андреевич, что-то неладно. Не лучше ли повернуть назад?» Но шофер Лукьяненко и Антонов в ответ: «Нельзя развернуться». А тут уже к нашей машине с левой стороны подошли два советских автоматчика. Открыли дверцу. Лукьяненко и Антонов сидят. Я сидел слева и вышел первым. Как вышел Власов, не видел — может быть, сам, может быть, попросили выйти. Власов пошел в сторону американских танков. Я с ним. Когда мы шли, в стоящих впереди машинах уже никого не было. Подошли к американцам. Они ухмыляются, жуют резинку, на слова Власова не реагируют. Тут же торжествующий советский капитан. Он вскинул автомат. Власов повернулся к нему, распахнув отвороты шинели. «Что ж, стреляйте!» Наперерез к Власову кинулась молодая женщина. «Что вы делаете! Не стреляйте! Это хороший человек!» Капитан оттолкнул ее и, обращаясь к Власову, сказал: «Что ж — стрелять! Тебя будет судить Сталин».

И тут я увидел, как наша машина с Лукьяненко и Антоновым развернулась и помчалась обратно, в сторону замка. Я побежал вдоль колонны, надеясь хоть кого-то найти. Машины стояли с распахнутыми дверцами, кругом ни души. Но в этот момент я услыхал голос Андрея Андреевича: «Ресслер! Где же вы, Ресслер?» Я подбежал к генералу. Кажется, сказал: «Подождите, Андрей Андреевич, сейчас Антонов вернется с нашими людьми». Советский капитан заволновался, начал торопить, угрожая опять автоматом.

Нас посадили в машину, которая стояла около танков. Открытая военная трофейная машина. За руль сел шофер в мундире РОА. Рядом советский капитан. Мы сзади. Машина быстро поехала к Шлюссельбургу. Когда проезжали Шлюссельбург, Власов попросил остановиться, чтобы он мог захватить свои вещи, оставленные в замке. Но советский капитан скомандовал шоферу: «Жми, не останавливайся!»

Проехали через передовую линию советских войск. Там шел «брудершафт» с американскими солдатами. Пили, пели, орали. Машина подъехала к какому-то штабу. В саду были накрыты столы с остатками выпивки и закуски. За ними сидели несколько офицеров. Андрей Андреевич пошел к столу. Сидевшие встали. Старший вышел навстречу. «Вы — Власов?» Генерал с достоинством ответил: «Да, я — Власов». Спрашивающий предложил генералу сесть за стол.

О чем шел разговор за столом, я не знаю. Мне сначала предложили отдохнуть на лужайке недалеко от стола. Потом забрали и отсюда. Андрея Андреевича я больше никогда не видел. Меня привели к походной кухне и здесь дали поужинать. Во время ужина советские солдаты и офицеры расспрашивали меня о Власове и РОА. Без какой бы то ни было злобы. Наоборот, с интересом и доброжелательностью. После ужина направили на ночевку вместе с солдатами. Потом посадили в подвал. Через день или два повели на допрос в отдел контрразведки. У дома контрразведчиков в саду я увидел Буняченко, Николаева, начальника разведки Первой дивизии (фамилии не помню, высокий, с острым носом) и еще каких то офицеров РОА. Потом мне удалось спросить Буняченко, при каких обстоятельствах он оказался здесь же. Но тот не стал рассказывать, лишь коротко бросил: «Надоело блуждать». Через день или два нас всех посадили в грузовик и отвезли в штаб советской армии. Здесь опять допросы. Потом привезли на дрезденский аэродром. Здесь была другая атмосфера. Советские офицеры плевали в лицо, обзывая нас последними словами. Посадили всех — набрались человек 25 — в «дуглас». Без сидений, но с полом, устланным коврами (видимо, трофейными). И… повезли на родину.

На первых допросах в Москве следователь хотел приписать мне активную роль в установлении связи гестапо с западными союзниками. По версии этого следователя, Власов, выполняя желание своих немецких «хозяев», посылал меня в Швейцарию. Но потом этот вариант, видимо, отпал, и другой уже следователь «натаскивал» меня на какую-то другую несуразицу. На какую, уже не помню. Кстати, в этот период, когда меня вели по коридору следственной тюрьмы, я видел повернутого лицом к стене человека, который всей фигурой (высокий, сухопарый и чуть сутулившийся) напоминал генерала Трухина. Был ли этот человек действительно Трухин, сказать не могу.

Вторая серия допросов началась в январе — феврале 1946 г., перед выборами в Верховный Совет. На эти допросы меня привезли из Каргопольских лагерей. Сначала привезли на Лубянку, но потом оказалось, что ошиблись, повезли в Лефортово. Здесь я понял, что меня хотят сохранить для какого-то показательного процесса. Один раз даже стали меня прихорашивать. Потом все замерло. Были допросы и позже. Последние не то в конце 1951 года, не то в начале 1952-го. Но на них о Власове и о РОА уже не было речи. Мне инкриминировали шпионаж в пользу Англии. Осудили меня по статье 58-6.