В. Мавродин - Начало мореходства на Руси.

Недельная осада Константинополя, продолжавшаяся с 18 по 25 июня, к величайшей радости жителей Константинополя, была, наконец, снята. Русские удалились победителями, увозя с собой договор «мира и любви» — свидетельство их победы и триумфа и поражения могущественной империи. И Византия могла быть довольна тем, что дело ограничилось только опустошением и разорением окрестностей Константинополя. Русь вынудила Византию считаться с собой и вписать свое имя в список могущественных и грозных народов.

Следовало бы остановиться и на некоторых других вопросах, связанных с походом 860 г.

К 866–867 гг. относится новый договор Руси с Византией о дружбе и союзе, не дошедший до нас так же, как и договор 860 г. На этот раз он был закреплен со стороны Руси принятием христианства от Византии и «епископа-пастыря» из Константинополя. Об этом говорят «Окружное послание» патриарха Фотия и биография императора Василия Македонянина, который, по выражению его биографа, склонил к дружбе «народ русский, воинственный и языческий, раздавая ему одежды золотые, серебряные и шелковые, а установив с ним дружбу и соглашение, уговорил принять крещение». [59] Corpus historica Bizant., XXVII, гл. 97. 8 Photii epistolae, стр. 177.

Фотий в своем «Окружном послании» (866–867 гг.) говорит, что «Рос», народ, хорошо известный своей самостоятельностью, и воинственностью, заменил свою языческую веру христианской, принял епископа и из врага стал союзником, и обещал Византии военную помощь.3 Фотий рассматривал крещеных русских как подданных императора, и в этом нет ничего удивительного, так как принятие каким-нибудь народом христианства из Византии этой последней рассматривалось как установление некоей политической вассальной зависимости его от империи. Сообщение Фотия о крещении какой-то части Руси в 60-х гг. IX в. подтверждается Уставом, приписываемым Льву Философу (866–911 гг.), где упоминается русская епархия, помещаемая в его списке 61-ой, рядом с 62-ой, аланской, и «Церковным Уставом» Владимира, где говорится о крещении Руси Фотием.

Вряд ли можно считать обоснованным мнение, что Устав, приписываемый Льву Философу (Льву Мудрому), на самом деле составлен при Алексее Комнене, так же как и стремление объявить «Церковный Устав» Владимира Святославича подложным на основании греческих порядков и норм, встречающихся в нем, которые, якобы, не соответствовали древнерусской действительности, и на основании упоминания в «Церковном Уставе» о крещении Руси Фотием. Так как «Устав» был переводом на русский язык греческих церковных порядков и юридических норм, причем его составители больше копировали греческое церковное право, чем заботились о приспособлении его к порядкам на Руси, то упоминание о Фотии, учитывая изложенное выше, не должно уже само по себе вызывать сомнения в подлинности «Церковного Устава». [60] М. Д. Приселков. Рецензия на книгу В. А. Пархоменко «Начало христианства на Руси. Очерк по истории Руси IX–X вв.». ИОРЯС, т. XIX, кн. I, 1914, стр. 361.— М. Владимирский-Буданов. Христоматия по истории русского права. 1899, стр. 228

В своей недавно вышедшей из печати в США работе «The Eussian Attack on Constantinople in 860» — белоэмигрант-византиновед А. А. Васильев высказывает ряд соображений по поводу похода 860 г. (продолжительность похода, захватившего не только вторую половину 860 г., но и первые месяцы 861 г., численность русских войск, определяемая им цифрой в 20 000 человек) и приходит в итоге к выводу о том, что поход («набег») кончился катастрофическим отступлением, хотя причина «беспорядочного бегства» русских не ясна.

Этот неожиданный вывод основан на свидетельстве патриарха Фотия, заканчивающего свои «беседы» рассказом о том, какое впечатление произвел на русских крестный ход по стенам Константинополя с иконой божьей матери с чудодейственной ризой. Пораженные «девственной ризой» русские сняли осаду города и бежали.

Биограф императора Василия Македонянина, использованный позднейшими комментаторами — Кедриным, Зонарой и другими, повествует о чудесах с неопалимым евангелием, которые заставили изумленных русских уверовать в Христа.

Этот рассказ, равно как и «чудо» с ризой Влахеринской богоматери, давным-давно был взят под сомнение (Васильевский, Розен и др.), а между тем, и он использован А. А. Васильевым для своих выводов.

Как показали исследования знатоков истории Византии, по эрудиции не знающих себе равных, в данном случае, как и в ряде других аналогичных («Житие Стефана Сурожского», «Корсунская легенда о крещении Владимира» и т. п.), мы имеем дело с обычным трафаретным легендарным мотивом, столь характерным для церковной литературы и, в первую очередь, для всякого рода «житий». [61] Speculum, 1947, vol. XXII, num. 4 (октябрь).