Гарольд Лэмб: Карл Великий. Основатель империи Каролингов

Это значило для подростка гораздо больше, чем мозаичный пол, на котором он спал и который вызывал у него неприятные ощущения даже через ночную одежду.

Впрочем, он всегда мог вылезти ночью через пролом в стене и растянуться на мягкой траве, слушать журчание реки и наблюдать за рыболовными лесками, которые Карл с другими ребятами ставил на ночь, до тех пор пока лучи взошедшего солнца не разгоняли туман с реки.

В добавление к одинокой пышности его комнаты и суете Фулрада вид платья его матери предупредил Карла о готовящейся церемонии. Это была не просто новая одежда для зала или верховой езды, а переливающееся шелком и золотой нитью одеяние, туго облегающее шею и плечи и широким куполом спадающее к ногам. И хотя ходить в нем было трудновато, она сияла от радости и, примерив платье, гордо выступала в нем, а прислужницы хлопали в ладоши. Несмотря на то что в ее жилах не текла благородная кровь, Карл думал, что в этом новом облегающем платье его мать, Бертрада, выглядит настоящей благородной дамой.

Когда он восхищенно закричал, Берта, как ее называл Карл, преклонила колено и склонила голову, словно доставляя удовольствие могущественному человеку. Она понимала, что он чувствует.

На первых порах Карл не придавал значения своему рождению, поскольку Берта была любимой наложницей его отца, который и женился на ней спустя несколько лет после рождения мальчика. Люди посмеивались, глядя на Карла, идущего в свадебной процессии к алтарю.

Но в последние два года подросток обратил внимание – он всегда быстро замечал подобные вещи, – что никто больше не шутил и не смеялся. Керольд объяснил ему, что если Пипин истинный король, то должна быть разница между отпрыском любовницы и сыном королевы. Карл решил, что это не так важно. Однако, возможно, это тесней сблизило сына с энергичной требовательной матерью. Берта всегда была готова принять его сторону в ссоре с отцом, словно чувствуя, что следует уравнять баланс сил. Наоборот, его отец никогда не стал бы потакать Карлу. Пожалуй, Пипин очень сильно любил ребенка, рожденного в законном браке. Карломану было всего три года, и он всех восхищал своим веселым нравом.

За день до церемонии они все отправились к серой каменной базилике Великомученика святого Дени (Дионисия), который принял мученичество, когда ему отрубили голову. С тех пор он почитается как апостол города Парижа. Папа римский Стефан удалился в этот монастырь в ячменных полях, чтобы восстановить силы после трудного путешествия.

После вечерни Берта попросила Карла остаться с ней, чтобы помолиться на каменных ступенях. Карлу хотелось отправиться исследовать леса, в которых он давно не был.

– Нет, останься со мной, – попросила она и быстро добавила: – Любимый сын, близок час, когда ты, возможно, не станешь делать того, что диктует тебе упрямство, как это было до сих пор.

Хотя это прозвучало как близость тяжелых испытаний, сама мысль об этом, казалось, развеселила ее. Чтобы быть уверенной, что он останется, она сжала его руку горячей ладонью. Берта пахла чистыми, вымытыми волосами и свежим льняным полотном. Карл охотно остался с матерью, потому что при свете свечей в апсиде открылась удивительная картина. Там обезглавленный святой Дени, или Дионисий, наклонился поднять свою голову у ног рослого палача.

Многие из тех, кто задерживался при свете свечей, восхищенно смотрели на преклонивших колени в молитве энергичную женщину и высокого подростка. Вблизи от Карла прошла стройная женщина с веснушками под глазами и всклокоченными растрепанными волосами. Но взгляд ее серых глаз, в которых читалось немое уважение, был устремлен на него. Не обращая внимания на уставившуюся девушку, Карл склонил голову с величавым достоинством, довольный тем, что выполнил желание своей матери.

Потом девушку увели. Он рассматривал святого Дени, рядом с гробницей которого покоился его грозный дед Карл. Вне всякого сомнения, такие святые великомученики, сидя рядом с троном Господним на небесах, обладали огромной властью над земными событиями. В это глубоко верила его мать. Однако Карл помнил, как Стефан стоял на коленях перед его отцом, взывая к силе оружия.

– В таком случае чья же сила восторжествует?

День церемонии выдался ясным и жарким. Сухой сладкий дух шел с лугов, подступавших к дороге. Карл всегда воспринимал июль как месяц сенокоса.

В полях никто не работал, поскольку все собрались у церкви Сен-Дени. Люди толпились снаружи, потому что каменное здание было слишком мало, чтобы вместить всех желающих. Внутри находились только графы и знатные сеньоры. Но толпа в полях слушала трубные раскаты органа, который доставили специально, чтобы добавить торжественности празднику. Хотя этот странный инструмент скрипел и шипел, на дороге, на расстоянии, он звучал, по крайней мере для Карла, как трубы архангелов.