Это событие имело громадную важность для партии. В глазах сторонников оно вознесло Комитет на небывалую высоту. «Приди и владей нами» было единодушным возгласом, обращенным к нему. Единственно, о чем можно было пожалеть, так о том, что жатва обильна, а жнецов мало.
1 марта было торжеством идеи организации вообще. Никаких сил одной личности или отдельного кружка не хватило бы на ведение и довершение двухлетней борьбы с ее замечательными эпизодами иконцом – борьбы, в которой на одной стороне были все преимущества власти и материальной силы, а на другой – только энергия и организация. Необходимость организации в борьбе с правительством, как единственного условия возможности победы – вот что провозгласило 1 марта. Эта мысль сделалась общим достоянием среды, из которой выходили члены партии.
Говорили, что 1 марта не вызвало народного восстания и не заставило правительство ничего в корне изменить в экономическом и политическом строе России, ни сделать уступок требованием недовольных. Партия никогда и нигде не указывала на цареубийство как на средство непременно произвести народное восстание. Его ожидания исходили из незнания дел организации, еще слишком молодой для осуществления подобных попыток. Недовольными были те люди, которые привыкли жать, где не сеяли. Восстание было делом будущего, требовавшим много трудов.
Партия ждала уступок, послаблений, прекращения реакции, воли, свободы, которая бы сделала существование сносным и мирную деятельность возможной. В этом она ошибалась, что было весьма печально и худо, худо для народа и для общества, для имущих классов и для бюрократии, для всего государства и для его главы. Это было худо потому, что влекло в будущем новые катастрофы, новые политические и социальные смуты. В свое время это будущее должно было сказать свое слово.
Приемы борьбы правительства с революционной партией вносили в общество деморализацию. Как всякая борьба, стоящая не на почве идей, а на почве силы, она сопровождалась насилием. А насилие, совершается ли оно над мыслью, над действием или над человеческой жизнью, никогда не способствует смягчению нравов. Оно вызывает ожесточение, развивает зверские инстинкты, возбуждает дурные порывы и побуждает к вероломству. Гуманность и великодушие с ним не совместимы. В этом смысле правительство и партия, вступившие в рукопашный бой, конкурировали в развращении окружающей среды. С одной стороны, партия провозглашала, что все средства хороши в борьбе с противником, что здесь цель оправдывает средства. Вместе с тем, она создавала культ динамита и револьвера и ореол террориста. Убийство и эшафот приобретал пленительную силу над умами молодежи. Чем слабее она была нервами, а окружающая жизнь тяжелее, тем больше революционный террор приводил ее в экзальтацию. Когда жить приходится мало, так что результаты идейной работы могут быть еще не заметны, у деятеля является желание видеть какое-нибудь конкретное, осязательное появление своей воли, своих сил. Таким проявлением тогда мог быть только террористический акт с его насилием. Общество, не видя исхода из существующего положения, частью сочувствовало насилиям партии, частью смотрело на ник как на неизбежное зло, но и в этом случае аплодировало отваге или искусству борца, а повторение событий вводило их в норму.
Насилие партии покрывалось знаменем блага народа, защиты угнетенных и оскорбленных. Окружающие примирялись с ним за бескорыстие мотивов. Оно искупалось отречением от материальных благ, неудовлетворенностью революционера в личной жизни, которая вся ломалась, раз он вставал на свой опасный путь. Оно искупалось тюрьмой, ссылкой, каторгой и смертью. Вместе с партией, но в более грандиозных размерах практиковалось насилие правительства: сковывалась мысль, запрещалось слово, отнимались свобода и жизнь. Административная ссылка была обычным явлением. Тюрьмы были переполнены, казни считались десятками. В тюрьмах практиковалось унизительное обращение, наказание розгами, оскорбляли стыдливость женщин.
Ожесточались исполнители, озлоблялись потерпевшие, их родные, друзья и знакомые. Общество привыкало к унижению человеческого достоинства. Зрелище казней возбуждало кровожадность толпы. Возмездие «око за око, зуб за зуб», делалось девизом для всех. Для предотвращения государственных опасностей была нужна тайная полиция. Правительственное золото создавало толпу шпионов. Они вербовались во всех слоях населения. Между ними были генералы и баронессы, офицеры и адвокаты, журналисты и врачи, студенты и студентки, даже гимназистки, девочки четырнадцати лет. В Симферополе в жандармском управлении вовлекли в шпионство и предлагали денежное вознаграждение гимназисту одиннадцати лет. Известно, что нет страсти более сильной и ведущей к более низким преступлениям, чем страсть к золоту. Наше правительство широко пользовалось корыстолюбием и алчностью человеческого рода и извлекало всевозможную пользу из могущества золота. Удачный донос, вероломное предательство, ловкий подвох при следствии как средство вырвать призвание, создание ценой благосостояния десятков лиц грандиозного процесса путем самых искусственных натяжек – вот что давало денежную премию или повышение по службе. К этому присоединялось вовлечение слабых в отступничество.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу