Роберт Брамбо - Философы Древней Греции

Этапы имеют сложную структуру, и это заставляет Аристотеля для рассмотрения подробностей делать большие отступления от главной темы, что мешает видеть основную конструкцию его мысли. Кроме того, он нередко приводит слишком частные примеры для иллюстрации интуитивного открытия, которое можно сформулировать более обобщенно (например, когда иллюстрирует перечислением конкретных случаев свое знаменитое определение морального совершенства: наивысшее благородство в том, чтобы всегда быть посередине между крайностями вожделения или страсти). Но к началу третьей книги «Никомаховой этики» становится очевидной позиция самого Аристотеля. Даже наш обычный язык показывает, что мы восхищаемся «тем, что благородно», то есть конечной «причиной», не совпадающей ни с простым одобрением общества, ни с личным комфортом, но становимся мы тем, чем делают нас привычки, которые формируются внутри определенной культуры 44.

Интерес наших современников к этике, политике и теории поэзии Аристотеля возник, я полагаю, оттого, что в результате внимательного наблюдения за фактами Аристотель признал: его четыре «причины» не диктуют вещам неизменное повторение типа в тех случаях, когда в предмете изучения присутствуют свобода и изобретательность. Без философского тезиса о четырех «причинах» труды Аристотеля в области практической науки и эстетики казались бы нам безнадежно устаревшими. Соблазнительно думать, что в определенном контексте этот тезис может оказаться верным, хотя сам Аристотель неправомерно применил его в астрономии, зоологии и остальной философии природы 45.

Аристотель с его гениальным даром структурирования и открытием, что реальность постижима в подробностях, написал для греческой философии подходящий для нее конец. Он был слишком большим оптимистом, когда думал, что разум после нового в то время открытия – разработки методов обобщения и дедукции – стал способен дать ответы на все вопросы, касающиеся фактов, и на все философские вопросы, и был слишком склонен доверять природе, когда считал, что она всегда точно следует типу и поэтому, проводя наблюдения, достаточно сделать их одно или два. Тем не менее то, что сделал Аристотель, может считаться одним из крупных достижений человеческого духа на пути к тому, что благородно.

Сегодня у нас может возникнуть ощущение, что Аристотель, возможно, был бы справедливее к жившим до него мыслителям, если бы проявил больше внимания к их неприглаженным мощным откровениям, выходящим за границы того обычного мира, сохранением и упорядочением которого занимался он сам. Темный космический поток Гераклита, пророческое ясновидение, путем которого Платон постиг, что идея добра всего одна, и восторг Эмпедокла по поводу естественного отбора следовало ослабить и приглушить, чтобы стало возможным классифицировать и аккуратно совместить идеи, составив из них единое целое 46. Тем не менее открытие Аристотелем того, что классификация способна разгадать тайну многомерности всех, даже самых обычных вещей, и сочетание у него страсти, широкого кругозора в теоретических рассуждениях и точности делают его одним из величайших философов всех времен 47.

Авторитет Аристотеля признан во всем мире; например, в XIII веке Жиль из Рима, автор трактата «Ошибки философов», начал свою книгу так: «И первым перед читателем пройдет Аристотель…» В нашем рассказе о возникновении философии в греческой мысли Аристотель прошел перед читателем последним. Это дает ему преимущество – позволяет сказать последнее слово перед тем, как параллельно с изменениями в обществе мыслители также изменились и стали проявлять интерес к другим темам и способам рассмотрения тем, ставшим характерными для эллинистической и раннехристианской мысли. По сути дела, в практических работах Аристотеля допущения и иллюстративные примеры взяты из эпохи, которая во время написания этих работ подходила к концу. Эта ирония судьбы вызвала к жизни замечание Гегеля: «Сова Афины вылетает в сумерках». Но завершающее слово Аристотеля, несмотря на устарелость своей иллюстративной части, сказано с высоким профессионализмом и большим мастерством. От своего времени до наших дней он был не только одним из трех или четырех наиболее изучаемых и вызывавших наибольшее восхищение философов, но и одним из тех мыслителей, которые сильнее всего повлияли на формирование нашего образа мыслей.