Александр Андреев - Наполеон в России и дома. «Я – Бонапарт и буду драться до конца!»

К концу ожесточенного дня сражения 6 октября французы устояли на многих своих позициях, отступив на отдельных участках не более двух километров. Несмотря на оглушительный перевес в войсках, коалиция не победила. Ее войска были чрезвычайно утомлены. Им не хватало снарядов, патронов, продовольствия. Сражение решили продолжить утром следующего дня.

Наполеон понимал, что дальнейшее упорство погубит его войска, которые может спасти только немедленное отступление. Предстояло по единственной дороге быстро вывести почти стопятидесятитысячную армию с артиллерией и обозами. Вся армия могла воспользоваться только одним Линденауским мостом через реку Эльстер.

С вечера 6 октября началась переправа французской артиллерии. За ней отходили остатки кавалерии Мюрата, корпуса Нея, Виктора, Ожера, гвардия. Остальные войска отошли к окраинам Лейпцига, чтобы в свою очередь отступить на запад. Полковник Монфор получил приказ подготовить Линденауский мост к взрыву после перехода всей французской армии через реку Эльстер. Все войска, находившиеся на территории Германии, получили приказ Наполеона отходить или пробиваться во Францию.

Утром 7 октября на Лейпциг тремя большими колоннами двинулись австрийская, французская, прусская и русская армии. Половина французской армии уже переправилась через Эльстер. Только сейчас союзники поняли, что Наполеон уходит. К Линденаускому мосту с юга к австрийскому корпусу были направлены казаки Платова, с севера двинулся прусский корпус Йорка.

У городских предместий авангард Богемской армии встретила депутация жителей Лейпцига с просьбой избавить город от ужасов штурма. Оставшийся в Лейпциге во главе войск маршал Макдональд предложил сдать город при условии свободного ухода армии.

Император Александр и король Фридрих-Вильгельм отвергли это предложение и потребовали немедленной сдачи города и всех находившихся в нем французских войск. Макдональд, естественно, отказался и штурм Лейпцига начался. Триста тысяч солдат коалиции атаковали сорок тысяч еще оставшихся в городе французских воинов.

Тысяча орудий начали жестокий обстрел города. В начале второго часа в атаку пошли союзные полки. Около всех ворот шел ожесточенный штыковой бой, дрались и рубились на городских стенах. Внезапно в тылу французов раздался страшный взрыв. Взлетел на воздух Линденауский мост, по которому еще не успели перейти Эльстер двадцать тысяч французских солдат.

Бестолково-преступный полковник Монфор приказал саперному офицеру зажечь фитиль при первом появлении неприятеля и ушел. Как только унтер-офицер увидел приближающихся казаков Платова, он взорвал Линденауский мост.

Взрыв произвел ошеломляющее впечатление на сражавшихся французов. Начался хаос. Защитники Лейпцига бросились к реке, и при переправе погибло много солдат. Макдональд смог переправиться, а раненый маршал Понятовский утонул вместе с конем. Преследование союзники не вели.

Четырехдневная битва народов закончилась. 8 октября союзные монархи под торжественный звон колоколов въехали в Лейпциг. Союзники праздновали победу, подорвавшую мистическое обаяние имени Наполеона. Со всей Германии спешно собирали людей для захоронения более ста тысяч трупов участников сражения. В Лейпцигском сражении погибли и были ранены более пятидесяти тысяч солдат коалиции – шестнадцать тысяч пруссаков, двенадцать тысяч французов и триста шведов. Русские войска, составлявшие половину войск коалиции, потеряли двадцать две тысячи воинов. В штыковой атаке погиб герой Отечественной войны генерал Неверовский.

В четырехдневном сражении Наполеон потерял убитыми, ранеными, плененными и утонувшими более шестнадцати тысяч воинов и триста орудий. В плен были взяты командиры его корпусов Ренье и Лористон. Русский офицер – участник битвы народов писал о хаосе Лейпцигского отступления:

«На другой день после сражения начальник авангарда генерал Эммануэль отправился за аванпосты, имея при себе только капитана Кюбеля, поручика Зельмица, меня и восемь кавалеристов для прикрытия. Мы проехали вдоль по берегам Эльстера, чтобы обозреть положение неприятеля, и уже повернули назад, когда заметили двух человек, которые старались пробраться на другой берег по обломкам разрушенного моста, состоявшего только из поперечных перекладин. Один из них старался провести свою лошадь, которая поскользнулась, упала и исчезла в волнах. Генерал Эммануэль подскакал к мосту и угрозами принудил незнакомцев перейти снова на нашу сторону и сдаться. Один из пленников расстегнул шинель и показал нам свои знаки отличия. Он объявил, что его зовут генерал Лористон. Мы поскорей взяли его с собой. Не далеко оттуда нам представилась довольно широкая улица лейпцигского предместья, которая пересекала нашу дорогу. В то самое время, как мы собирались через нее переехать, мы увидели французский батальон, который шел в величайшем порядке, с заряженными ружьями. Впереди находилось человек двадцать офицеров. Когда мы взаимно увидели друг друга, мы остановились. К нашему счастью, извилины улицы, по которой мы ехали, и деревья скрывали нашу малочисленность. Генерал Эммануэль, поняв, что надо действовать решительно, пользуясь замешательством, закричал французам громким голосом: «Бросайте оружие!» Изумленные французские офицеры стали советоваться между собой, но наш неустрашимый генерал, видя их колебание, не дал им времени размышлять, и закричал им снова: «Бросайте оружие, не то вам не будет пощады!» В то же мгновение, махая саблей, он с удивительным присутствием духа обратился к своему малочисленному отряду, как будто для того, чтобы скомандовать нам атаку. Но эта угроза произвела свое действие, и вдруг все французские ружья упали на землю, как по волшебству. Тогда все офицеры, предводимые братом маршала майором Ожеро, поднесли нам свои шпаги. Принять их было некому, и генерал сказал им с благородством, что он верит их чести, и оставил шпаги при них. Тронутые таким знаком доверия, офицеры с пленным батальоном, по приказанию генерала, пошли впереди нас. Мера совершенно необходимая, чтобы скрыть от них нашу малочисленность. В таком порядке мы дошли до наших аванпостов, от которых удалились – было на значительное расстояние. Если бы одному из наших пленников вздумалось нас пересчитать, мы бы погибли. Надо было видеть досаду и отчаяние Лористона и всех французов, наконец, увидевших, что нас только двенадцать человек».