Н. К. Рерих, как посланец Гималайского Братства, также передал Г. В. Чичерину ларец со священной гималайской землей с места, рождения Будды, якобы посланной махатмами на могилу своего собрата, Махатмы Ленина, и два послания тех же махатм — одно Московским коммунистам, а другое лично наркому. Их авторы (скорее всего сами Рерихи, судя по стилистике писем) приветствовали все свершения большевиков, направленные на уничтожение старого мира, во имя эволюции Общины, и обращались с конкретным предложением: «Если Союз Советов признает Буддизм учением коммунизма, то наши Общины могут подать деятельную помощь, и сотни миллионов буддистов, рассыпанных по миру, дадут необходимую мощь неожиданности» [481].
Беседа с Н. К. Рерихом, очевидно, произвела большое впечатление на Г. В. Чичерина, поскольку нарком в тот же день проинформировал о ее содержании секретаря ЦК ВКП(б) В. М. Молотова, а также позаботился о том, чтобы копии его письма были разосланы членам Политбюро и Коллегии НКИД, равно как и другим авторитетным «московским коммунистам» — И. С. Уншлихту (Реввоенсовет), М. А. Трилиссеру (ОГПУ), К. Б. Радеку. В этом письме Г. В. Чичерин, между прочим, дает свою, вполне марксистскую характеристику таинственным гималайским общинам махатм, пославшим Н. К. Рериха в Москву: «Там (в северной Индии — А. А. ) имеются буддийские общины, отвергающие официальный ламаизм и стоящие на точке зрения первоначального учения Будды с его примитивным потребительским коммунизмом. Это способствует их симпатиям к коммунистической программе и к СССР» [482].
Вопреки ожиданиям, Н. К. Рерих, однако, не получил ни от Г. В. Чичерина, ни от руководства большевистской партии какого-либо ответа на сделанные им — от лица Махатм — предложения за те шесть недель, что он пробыл в Москве. Но можно ли было реально ожидать, что советские вожди — члены Политбюро ЦК — согласятся «признать буддизм учением коммунизма» и примут высокое наставничество гималайских водителей мира? А ведь именно в этом, по мнению петербургского исследователя В. А. Росова, и состояла главная цель московской миссии Рериха. Правда, его довольно тепло принимали А. В. Луначарский, Л. Б. Каменев и Н. К. Крупская; более того, его планы определенно заинтересовали начальника иностранного отдела ОГПУ М. А. Трилиссера (чье ведомство занималось внешней разведкой). По воспоминанию З. Г. Фосдик, в стенах этого учреждения на Лубянке произошла «самая замечательная встреча», где «были произнесены имена Майтрейи и Шамбалы» и где «предложения о сотрудничестве были встречены с энтузиазмом» [483]. В то же время Н. К. Рериху удалось успешно завершить переговоры с Главконцесскомом (начатые в 1925 г. его американскими представителями Луисом Хоршем и Морисом Лихтманом, возглавлявшими корпорацию «Белуха») и получить концессию на разработку полезных ископаемых на Алтае (в районе горы Белуха).
Несомненно, Н. К. Рерих серьезно обсуждал в Москве (с Г. В. Чичериным и М. А. Трилиссером) и свои тибетские планы — прежде всего довольно щекотливый вопрос о возможном возвращении в Тибет Панчен-ламы. С одной стороны, такое возвращение было весьма желательным поскольку контролировавший северо-восток Китая генерал Чжан Цзолин и стоявшая за его спиной милитаристская Япония стремились использовать Панчен-ламу для расширения своего влияния во Внутренней и Внешней Монголии (МНР), что представляло косвенную угрозу для СССР. Но с другой стороны, поскольку разногласия Далай-ламы и Панчен-ламы не были урегулированы, самовольное возвращение последнего вместе с хорошо вооруженным отрядом своих сподвижников могло спровоцировать столкновение между сторонниками двух высших перерожденцев в Тибете (национальной и китаефильской группировками) с совершенно непредсказуемыми последствиями. Г. В. Чичерин, конечно же, более всего опасался английского вторжения в страну в случае возникновения в ней беспорядков и смуты, что в конечном счете могло привести к полной аннексации Тибета Британской Индией. Поэтому он не торопился поддержать столь заманчивую на первый взгляд инициативу своего «американского гостя». Ведь для Н. К. Рериха, как мы знаем, возвращение Панчен-ламы означало прежде всего исполнение древних пророчеств о войне Шамбалы, во время которой должны были быть повержены «воинством Майтрейи» угнетатели Тибета — англичане и англофильствующие тибетцы во главе с Далай-ламой, олицетворявшие «силы зла». В книге Н. К. Рериха «Алтай-Гималаи» мы читаем: «Духовный водитель Тибета вовсе не Далай-лама, а Таши-лама, о котором известно все хорошее. Они (тибетцы — А. А. ) осуждают теперешнее положение Тибета сильнее нас. Они ждут исполнения пророчествах) возвращении Таши-ламы, когда он будет единым главою Тибета и Драгоценное Учение при нем процветет снова» [484].
Читать дальше