Жак Сустель - Повседневная жизнь ацтеков накануне испанского завоевания

Церемонию «крещения» проводил не гадатель и не жрец, а повитуха. Обряд состоял из двух частей: ритуального омовения ребенка и наречения именем. Для начала готовили много пищи и питья для семейной трапезы, которая завершала крещение. Изготовляли также маленький щит, лук и четыре стрелы по числу сторон света — если младенец был мужского пола, или маленькие веретено, челнок, ларчик — если женского. Все родственники и друзья собирались в доме роженицы перед восходом солнца.

С рассветом посреди внутреннего двора или сада раскладывали символические предметы. Повитуха, держа в руках наполненный водой кувшин, обращалась к новорожденному, говоря: «О, орел, о, ягуар, храбрый воин, ты, внук мой! Вот ты и явился на свет, куда тебя прислали твои отец с матерью, великий владыка и великая владычица. Ты был создан и порожден в твоем доме высшими божествами, великим богом и великой богиней, живущими над девятью небесами. Это Кецалькоатль вездесущий оказал тебе такую милость. А теперь соединись с матерью твоей, богиней воды Чальчиутликуэ, Чальчиутлатонак». Смочив пальцы, она оставляла несколько капель воды на его ротике: «Пей, с этой водой ты будешь жить на земле, вырастешь и зазеленеешь; с ней мы получаем все, что нам нужно, чтобы жить на земле. Прими эту воду».

Затем она касалась мокрыми руками груди ребенка: «Вот небесная вода, вот чистейшая вода, омывающая и очищающая твое сердце, смывающая всякую грязь. Прими ее. Пусть она очистит твое сердце». Затем она брызгала водой на голову младенца: «Пусть эта вода войдет в твое тело, пусть живет в нем эта небесная, голубая вода!» Наконец она омывала все тело ребенка, произнося слова, отгоняющие несчастья: «Где бы ты ни был, тот, кто может навредить этому дитя, оставь его, сгинь, уйди от него, ибо теперь это дитя рождается снова, его снова слепила и породила мать наша Чальчиутликуэ».

После четырех водных обрядов повитуха четырежды представляла ребенка небу, взывая к солнцу и звездным божествам. Таким образом, структура обряда определялась священным числом. В последнюю очередь она взывала к земле, божественной супруге солнца. Взяв щит и стрелы, повитуха молила богов о том, чтобы мальчик стал храбрым воином, «чтобы он смог вступить в ваш чертог наслаждений, где отдыхают и радуются храбрецы, погибшие в бою».

Церемония «крещения» девочек походила на вышеописанную, однако ребенка не представляли солнцу, божеству мужчин и воинов; после ритуального омовения повитуха и родители совершали трогательный обряд, обращаясь к колыбели, где будет лежать девочка, и взывая к Йоальтиситль, «ночной целительнице». «Ты, мать моя, — говорили они, — прими ее, о древняя богиня. Не делай ей зла, нежно опекай ее».

По завершении этих обрядов ребенку выбирали имя и оглашали его.

У древних мексиканцев не было фамилий, однако некоторые имена часто передавались в семье от деда к внуку. Учитывалась и дата рождения: ребенок, родившийся в серию из тринадцати дней, определяемую знаком се микистли , находящимся в ведении Тескатлипоки, получал одно из прозвищ этого бога.

В некоторых племенах, в частности у миштеков, людей называли по дню рождения, зачастую добавляя к этому имени прозвище, например: «Семь-Цветок Орлиное Перо» или «Четыре-Кролик Цветочный Венок». Разнообразие мексиканских имен было очень велико. Изучая тексты, можно узнать об именах Акамапичтли (пучок тростника), Чимальпопока (дымящийся щит), Ицкоатль (обсидиановый змей), Шиукоцкатль (ожерелье из бирюзы), Куаукоатль (орел-змей), Ситлалькоатль (звездный змей), Тлакатеотль (божественный человек), Куаутлатоа (говорящий орел). Женщины часто получали изящные имена, например Матлалыночитль (зеленый цветок), Киаушочитль (дождевой цветок), Миауашиуитль (бирюза-цветок маиса), Атототль (водяная птица). Все эти имена, как и названия поселков, гор и так далее, можно было изобразить пиктограммами в рукописях.

Праздник заканчивался семейным пиром, после которого старики и старухи могли предаться выпивке и беседам.

В «Кодексе Мендосы», в серии изображений, разделенных на две колонки (слева — для мальчиков, справа — для девочек), воспроизводится картина ступенчатого воспитания мексиканских детей; оно было одной из главных забот взрослых, и к нему относились со всем вниманием и строгостью. В этой картине одновременно уточняется пищевой рацион ребенка: в три года — половина маисовой лепешки; в четыре-пять лет — целая лепешка; от шести до двенадцати лет — полторы лепешки; начиная с тринадцати лет — две лепешки. Такую «пайку» выдавали и мальчикам, и девочкам.