Жак Сустель - Повседневная жизнь ацтеков накануне испанского завоевания

Попытки обобщения по тому же принципу содержатся в рукописных кодексах Борджиа или Коспи, созданных, по всей видимости, в районах Пуэбла, Тепеака, Теуакан и Тлашкала. Некоторые уже забытые города славились мудростью и суждениями своих жрецов, например Теотитлан на границе Оахаки.

Кецалькоатль, которому особенно поклонялись в Чолуле, в том же самом районе Пуэбла, был из тех, кто возвышался в полный рост над массой других богов. Мы видели, что традиция ставит его в один ряд с Тескатлипокой. Он был тольтекским богом, богом оседлых цивилизованных племен с высокогорья, изобретателем искусств, письменности и календаря, выражением всего, что было в жизни красивого и приятного, а заодно планеты Венера и идеи о воскрешении: было только справедливо противопоставить ему мрачного северного бога ночного неба, войны и колдовства. Разве в легенде о Туле не сказано, что колдун Тескатлипока изгнал из города благодетельного правителя-бога и обрек Пернатого Змея на изгнание?

Таким образом, по крайней мере, в определенных кругах, в кальмекаках , где прилежные жрецы склонялись над многоцветными манускриптами или наблюдали по ночам за движением звезд, удавалось воссоздать картину божественного мира, возглавляемого небольшим числом мифических персонажей со многими обличьями.

Некоторые шли еще дальше. Благочестивый правитель Несауалькойотль воздвиг храм, посвященный «неведомому богу, творцу всего сущего», которого называли Тлоке-Науаке («тот, кто содержит всё в себе») или Ипальнемоуани («тот, благодаря кому мы все живем»). На вершине храма возвышалась башня из девяти этажей, символизировавших девять небес, а десятый, венчавший собой эти девять, был снаружи выкрашен черной краской и усыпан звездами, а внутри украшен золотом, драгоценными камнями и перьями. И этого бога, которого «никто до сих пор не видел и не знал», не изображала никакая статуя или фигура. Этот культ нисколько не мешал Несауалькойотлю одновременно поклоняться множеству других богов: так что здесь речь идет не о монотеизме, но о вере в высшего бога, стоящего над всеми прочими, без имени (поскольку обозначающие его слова — всего лишь эпитеты), без мифической истории и без физического воплощения.

Весьма вероятно, что такие философские и богословские размышления были ограничены узким кругом лиц, стоявших на верхушке государства или жречества. Поселяне с высокогорья или из тропических краев, наверное, даже не допускали, что их местные божества могут стоять ниже того или иного великого бога, а жители столичных кварталов наверняка предпочитали абстрактным божествам жрецов богов из своих небольших храмов, близких к ним и связанных с ними традицией.

Во всяком случае, с уверенностью можно сказать, что эта религия со своим тщательно разработанным и требовательным ритуалом, с избытком мифов пронизывала насквозь повседневную жизнь людей во всех ее проявлениях. Она создавала картину мира и задавала правила поведения. Она придавала форму существованию мексиканского народа — целиком и в любой момент.

Общественная и частная жизнь, основные вехи от рождения и до смерти, ритм времени, искусства и даже игры — ничто не ускользало от ее власти. Точно несущая конструкция, она держала на себе всё здание мексиканской цивилизации, поэтому неудивительно, что, как только этот костяк был сломлен рукой завоевателей, все здание обратилось в руины.

Вот небо над вулканами побелело. Утренняя звезда сияет самоцветом; приветствуя ее, на вершине храмов бьют деревянные барабаны, гудят морские раковины. Полотно тумана еще стелется над озерами в ледяном воздухе высокогорья, но потом тает под первыми лучами солнца. Начинается день. В домах, больших и малых, от края до края города, а также в озерных поселках и отдельно стоящих хижинах просыпаются люди.

Женщины машут плетеными веерами, раздувая огонь, дремавший меж камнями очага, а затем, встав на колени перед метлатлем из вулканического камня, начинают растирать маисовые зерна. С глухого чирканья зернотерки начинается повседневный труд: так продолжается тысячелетия подряд. Чуть позже послышатся ритмичные шлепки: женщины будут разминать в ладонях маисовое тесто, чтобы сделать лепешки — тлашкалли.

В садах и во дворах прогуливаются индюки, склевывая корм и квохча. Грунтовые дороги топчут ноги — босые или в сандалиях, по воде каналов ударяют весла. Каждый спешит заняться дневным трудом. Очень скоро мужчины уходят в город или в поля, положив в котомку завтрак ( итакатль ), а женщины остаются дома.