Владислав Горохов - Повседневная жизнь России под звон колоколов

И вот первая запись — в «Известии о русском и московском путешествии датского герцога Иоганса Младшего» 1602 года: «…возле собора стоит высокая стена с несколькими сводами, в которых висят 12 больших и малых колоколов».

Первая запись, непосредственно касающаяся человека, отлившего колокол для Покровского собора, относится к 1621 году. Благодаря существованию строгого контроля и учета выплаты мастерам московского Пушечного двора специального государева вознаграждения за хорошо выполненную работу, мы можем прочитать, что 5 марта того года по указу государя Михаила Феодоровича «пушечному и колокольному литцу Игнатию Максимову положено жалованье… 4 арш. без чети сукна настрафилю лазоревого, цена по 2 рубли с полтиною портище; а пожаловал Государь их за то… [что] Игнатей вылил колокол к Василью Блаженному…»

Все ясно. За выполненную работу мастера московского Пушечного двора получали денежное и хлебное жалованье. Особо отличился — получил вознаграждение.

А вот сохранившаяся декабрьская запись 1666 года: «Колокольному мастеру Федке Дмитриеву завесть колокольный образец во сто в пятьдесят пуд, и по тому образцу вылить колокол к церкви Покрову Пречистой Богородицы, что на Рву, а велеть тот колокольный образец делать наспех днем и ночью, чтоб тот образец однолично к литью поспел к Великому посту…»

Через два года в Москве свирепствовал жуткий пожар. Выжили ли первые колокола в сгоревшей звоннице или погибли? Можно только предположить, что некоторые сохранились и в 1682 году их разместили в только что отстроенной колокольне, но какие они были, в каком состоянии — неизвестно. Через двадцать лет по указу царя Петра Алексеевича снимали колокола с церквей и отдавали на нужды армии. Сколько и какие ушли в переплавку на пушки в 1701 году — это тоже вопрос.

Интересный документ сохранился после смерти соборного пономаря Матфея Иванова и назначения нового: «…по указу великого государя и по благословению преосвященного Стефана митрополита ему пономарю Гаврилу Семенову в том соборе в пономарех быть и всякая пономарская служба хранить во всяком брежении, и в чистоте, и в трезвости, а не пианством, благовестити к вечерне, утрени и литургии по благословению того же собора протопопа, а преж соборного отнюдь не благовестить; во св. олтарь входить временно совестию чистою и не зазорною, во св. олтаре и в церкви прах изметати почасту и паутины очищати, престола же и жертвенника пометати от пыли да не дерзнет и св. сосудом да не касается; великия же свещи и малые по времени вжигати и погашати, якож изъявися в уставе или по повелению настоятеля; иереем же да подает кадило и фимиам и во время святого соединения да подает теплоту, и вся хранити опасно, в трезвой совести, у протопопа того собора всегда быти в послушании и покорении и ничто же вопреки делати и ни глаголати. У подлинной новоявленной памяти патриаршего Духовного приказу печать приложена. На подлинной подписал Судия Духовных Дел иеромонах Иринарх».

В приложении к сборнику «Статистическое описание Москвы 1841 г.» сообщается, наконец, о количестве колоколов в Покровском соборе — их девять.

Следующая информация о колоколах относится к 1923 году. По инвентарной описи музея Покровского Василия Блаженного собора, их тринадцать на колокольне и три в подклете; через два года эти три были проданы некоему И. Е. Ешкову по весу — 10 пудов, 5 пудов и 3 пуда. Дальнейшая судьба их неизвестна.

В 1929 году 2 октября был составлен акт № 271, в котором по распоряжению Хозэкса Елавнауки свидетельствовалось, что всего «на колокольне 13 колоколов», «во дворике у колокольни один колокол с надписью, датирующей колокол времен Петра и Иоанна; в подклети один колокол (по описи XVII в.); куски колокола с фрагментами надписи, датирующей его XVII в.; в нижней церкви малый колокол конца XIX в.

Всего колоколов (считая разбитый) — 17».

И страшный вывод: «Из семнадцати колоколов считаем необходимым хранить два датированных колокола XVII века (у колокольни и в подклети) и два колокола на колокольне… предположительно определяемые иноземными XVI–XVII вв. Прочие колокола вместе с разбитым сдать Рудметаллторгу, как не представляющие особой музейной значимости». Подписали этот зловещий приговор: «Зав. Муз. (Л. Пономарев), Пом. Хр. Отд. Дома быта ГИМ (Н. Осин), 2/X — 1929 г.».

Среди колоколов, сдаваемых на металлолом, самый большой, весом 316 пудов 10 фунтов, отлитый на заводе Финляндского в 1876 году мастером Ксенофонтом Веревкиным. Второй колокол весом 100 пудов 5 фунтов; в акте указано, что он имеет надпись: «Лил сей колокол мастер Фрол Терентьевич», что он «без даты с орнаментом XVIII в.». Но ведь это скорее всего не Фрол, а Флор — знаменитый литец Флор Терентьев, который по приглашению ростовского митрополита Ионы Сысоевича отлил в 1689 году шедевр «Сысой», весом две тысячи пудов.