Вот одна из телеграмм, направленная в центр из парижской резидентуры ИНО ОГПУ и подписанная псевдонимом «Афанасий»: «“ Иванов” ничего путного не дает, получаемые им теперь довольно большие деньги его только развратили. Тов. “Николай” считает, что деньги, которые мы на “Иванова” тратим, можно считать выброшенными на ветер. Вам, вероятно, уже известно, “Иванов” больше не состоит в прежней должности. Сам он говорит, полномочия его кончились, но новые выборы, мол, пока не проводились. Были выборы или нет, пройдет на них “Иванов” или нет, я тоже не знаю, но, полагаю, дело от этого не меняется. Из “Иванова” ничего путного не выйдет. Мне совершенно не понятно, чем вы руководствуетесь, когда с такой категоричностью утверждаете, что его можно заставить работать, в то время как мы, непосредственно с ним связанные, утверждаем обратное… Я сейчас больше, чем когда бы то ни было, убежден в том, что связь эта ничего не даст не потому, что “Иванов” не хочет, а потому, что “Иванов” ничего не знает… “Иванов” давно выдохся и просится на покой, а мы за него цепляемся, ибо не заводим другого. А под боком вырастает заговор, формируется организация и так далее. Поэтому выдающийся источник надо безжалостно ликвидировать. Ни я, ни тов. “Николай” заставить “Иванова” работать не сумели. Если вы уверены, что из него можно сделать источник, вам надлежит передать его кому-нибудь другому» (Млечин Л. Сеть. Москва — ОГПУ — Париж. С. 143–144).
Такое предложение высказал в рапорте генералу Фоку начальник артиллерии Алексеевского полка Бурлаков в связи с освещением «дела Скоблина» печатью. Третьяков в ходе прослушивания записывал обсуждение этого предложения, страшно паниковал и даже просил денег на побег. В ходе обсуждения советская разведка пришла к выводу, что технически невозможно незаметно проникнуть в кабинет Миллера и снять аппаратуру прослушивания. Было решено продолжать операцию, предполагая, что поиск микрофонов произведен не будет, а если это произойдет и их обнаружат, то генерал Миллер не будет громогласно заявлять об этом. В том случае, если техника будет все-таки обнаружена и подозрение падет на Третьякова, то он должен был заявить, что микрофон установлен по распоряжению Эрдели, который использовал полученные сведения для борьбы за должность председателя РОВСа, а деньги на установку аппаратуры получены от генерала Деникина. Второй экземпляр записей Третъяков оставлял у себя якобы для того, чтобы написать в будущем книгу о РОВСе.
В конечном итоге пришли к следующей версии, которую в случае необходимости Третьяков должен был изложить генералу Миллеру: «Аппарат я поставил в моей квартире из соображений сугубо частных. Сдавая часть моей квартиры вам, я вел переговоры с Эрдели, которого счел нужным поставить в известность. Эрдели неожиданно для меня самого предложил молчать об аппарате и убедил делиться с ним подслушанным. Эрдели, как я теперь понимаю, ведет против вас борьбу в чью-то пользу, полагаю Деникина. Я же собирал материал для книги о военной эмиграции» (Млечин Л. Сеть. Москва — ОГПУ — Париж. С. 182–183).
Журналист Л.М. Млечин утверждает, что Слуцкий был тяжелым сердечником и даже принимал посетителей, лежа на диване ( Млечин Л.М. История внешней разведки. Карьеры и судьбы. М., 2011. С. 56).
По словам Миллера, РОВС располагал 6 тыс. человек во Франции, 4 тыс. человек в Югославии, 3 тыс. человек в Болгарии, 3 тыс. в Маньчжурии, 2 тыс. в Китае, 1 тыс. в Германии и 2 тыс. человек в других странах (См.: Семенов К.К. Лицом к лицу: участие белоэмигрантов в испанской гражданской войне (1936–1939) // URL: http://www.rp-net.ru/ book/articles/ezhegodnik/2010/03-Semenov.php).
7 февраля 1937 года генерал Шатилов писал в Софию генералу Абрамову, что он с самого начала гражданской войны в Испании считал, что там, на испанской земле идет продолжение нашей Белой борьбы. Он много раз говорил с генералом Миллером и начальником канцелярии I отдела РОВС полковником Станиславским, убеждая центр установить личную связь с Главной квартирой (штаб-квартирой генерала Франко) и получить практическую возможность для нашего участия (в войне). Но требуемые для этого огромные денежные средства вызывали негативное отношение к этому у генерала Миллера и, соответственно, к командировке в Испанию. Но тогда сам Шатилов стал устанавливать такие связи, и в итоге Миллер санкционировал его поездки в Рим и Соломанку, где состоялись переговоры с представителями командования мятежников (ГАРФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 62. Л. 80–82).
Читать дальше