Вилль Бертхольд - Гибель линкора «Бисмарк». Немецкий флагман против британских ВМС. 1940-1941

Мэр знал текст наизусть. Это лишало сказанное естественности. Над головой мэра висел портрет Гитлера. Солнечные лучи освещали изображение слева. От этого портрет как бы увеличивался в размере, и казалось, будто человек, чьи изображения вывешивали в каждой гостинице, школе, учреждении, надул щеки.

«Портрет отлично гармонирует с его голосом», – подумала Эльза.

Затем она снова в мыслях вернулась к происходящей церемонии и заставила себя вслушаться в слова мэра.

Впервые в жизни она расписалась как Линк. Потом обняла свекровь и свекра.

В этот момент Эльза Биркен не могла знать, что, не будучи еще женой, стала вдовой. Она вышла замуж за покойника задолго до того, как в ходе войны возникла мода связывать себя узами брака с погибшими…

Сначала Лаухсу, Линку и Мессмеру показалось, что наверху не так уж плохо. Проходы в надстройке освещались и были освобождены от всего лишнего. Не было ни беспорядка, ни паники. Затем они увидели первых раненых, протискивавшихся сквозь деформированные люки. Стали привыкать к дыму и вони. Спотыкаясь о различные предметы и спутанные провода, преодолевали темноту и страх, научились без страха переступать через трупы. Представший хаос ошеломил их.

На одной из верхних палуб они обнаружили матроса, беспомощно жавшегося к переборке.

– Что с тобой, братец? – спросил Лаухс.

– Оторвало обе стопы.

– Потерпи. Мы отнесем тебя в перевязочный пункт.

– Перевязочный пункт? – застонал матрос. – От него ничего не осталось.

– Вздор. Если останешься здесь, помрешь.

– Я хочу умереть.

Они протащили матроса несколько метров, но он отчаянно сопротивлялся.

– Оставьте его, – сказал наконец Лаухс.

Вскоре они осознали, насколько прав был раненый матрос…

Приятели наткнулись на пункт экстренной перевязки. Лаухс подошел к старшему и спросил:

– Куда нам идти?

– Идите куда хотите, – неласково ответил врач. Он работал в одной рубашке. Волосы свешивались на лицо. Он тяжело дышал и ругался. Но во время разговора с ранеными его голос вмиг преображался, становясь мягким и деликатным. Приятели чувствовали себя неловко, старались смотреть в сторону, но не могли сдержать слез.

– Не могу больше выносить это, – пожаловался Линк. – Не могу сделать и шагу. Не могу больше видеть это. Нужно кончать! Кончать с этим сумасшествием!

– Возьми себя в руки, – осадил его Мессмер.

– Не могу, – стонал Линк.

Орудия англичан вновь открыли огонь. Кто-то размахивал факелом.

– Аварийное освещение сейчас включат, – сообщил старшина.

– Сколько у нас осталось морфия? – поинтересовался врач. – Оставьте его там, где лежит, он мертв. Идите, не стойте здесь, как мумии, – заорал он на Мессмера в следующий момент. – Уберите его отсюда!

– Куда?

– Где не будет мешать!

Линк едва себя сдерживал. Мессмер кричал на него, но он не обращал внимания. Затем включили аварийное освещение. Старшина что-то бормотал себе под нос. Он не осознавал, что повторяет слова молитвы. Так продолжалось до тех пор, пока сказанное не приобрело смысл для него самого и окружающих. Он испугался собственного голоса, замолчал, будто смутившись, затем заговорил громко и внятно:

– Отец наш Небесный, да светится имя Твое…

Вскрикнул раненый. Пронзительно. Отчаянно.

– Нет, – кричал он, – не дам отрезать ногу!

– Да придет царствие Твое на Земле, как в Небесах…

Разорвался снаряд. Взрыв. Крики. Столпотворение. Ругань.

– Заткнись! – напустился Мессмер на старшину. – Заткнись!

– Оставь его в покое! – шикнул Лаухс.

– Дай нам хлеб насущный днесь, прости нам наши грехи, как мы прощаем грешников.

– Он доведет нас до сумасшествия, – не унимался Мессмер.

Но он оставался в меньшинстве. Насмешки, страх, стыд улетучились. Раненые стонали, снаружи слышались хриплые команды. Но в одно мгновение все возвысились над происходящим. Тесный перевязочный пункт превратился в место богослужения. Молитва звучала в смрадной атмосфере помещения. Над страхом, над смертью. Над всем этим адом…

– Не вводи нас в искушение, но отврати от нас зло. Аминь.

Голос Линка звучал тверже. Мессмер вдруг разразился негодованием:

– Не забывай, что церковь благословляет вооружение обеих сторон!

Лаухс обнял его плечи. Этот гуляка, чьи представления о жизни находились между выпивкой и доступными женщинами, едой и весельем, преодолел себя и пытался увлечь за собой других своим самообладанием и голосом.

– Послушай, если Бог существует, то однажды у тех, кто виноват во всем этом, отсохнут в наказание руки. Будь уверен, – сказал Лаухс, повернувшись к Линку. – Ты со мной?