Майлз Трипп - Воздушная война в небе Западной Европы. Воспоминания пилота бомбардировщика. 1944-1945

Ожидая следующего боевого вылета, я вспоминал последний случай L.M.F. Бортстрелок из соседней эскадрильи, которого мы знали, отказался снова подниматься в воздух после того, как увидел «Ланкастер», разнесенный вдребезги прямым попаданием зенитного снаряда. Он был понижен в звании и с позором отправлен куда-то подальше. Но не только страх потери чувства собственного достоинства удерживал людей от получения L.M.F., это было понимание того, что в стране, всецело устремленной к победе в войне, их будут считать не выдержавшими бремя этой войны. В этой атмосфере человек, который устранялся, становился отверженным; он был оскорблением национальных устремлений. Он приносил ощущение позора всей своей семье, и большинство друзей больше не желали признавать его или в лучшем случае при встрече смущались и чувствовали себя неловко. Никого не заботили объяснения психиатров – высокомерно прозванных «фигуристами на велосипедах», – медицинские знания относительно болезней, вызываемых стрессовыми состояниями, были ограниченными.

Я прождал следующего боевого приказа менее двадцати четырех часов. Это должен был быть ночной вылет, и вечером на брифинге экипажи получили инструкции по налету на Нойс. В то время как мы и другие эскадрильи «Ланкастеров» будем бомбить Нойс, мощное соединение «Галифаксов» нанесет удар по Эссену, приблизительно в сорока километрах к северу. Эти два потока должны были лететь вместе до линии фронта, а затем разделиться на два зубца.

Взлет был отсрочен в надежде на улучшение метеоусловий над Континентом, и мы взлетели лишь в три часа ночи. Это была прекрасная ночь, и облака внизу были ярко-серебристыми. Время от времени мы видели другие бомбардировщики, летевшие тем же самым курсом, и прошли над медленно кружившей «Летающей крепостью», которая была укомплектована командой радистов, глушивших радиочастоты противника.

В конце концов мы увидели красное зарево в направлении Эссена, и вокруг стали появляться вспышки разрывов зенитных снарядов, но мы освободились от груза над Нойсом прежде, чем оборона заработала на полную мощь. Когда мы покидали район цели, Диг резко потянул штурвал на себя и почти остановил самолет, чтобы избежать столкновения с заблудившимся «Галифаксом», который проскользил мимо нас вниз. Это был единственный плохой момент, и я ощутил стыд за то, что настолько испугался тогда над Кельном, и был доволен, что никому не рассказал об этом.

«Следующий номер 12А [76]», – произнес Джордж, когда мы завтракали. Никто ничего не сказал, и я спрашивал себя, не начали ли остальные ощущать напряжение.

Уже некоторое время ходили слухи о перебазировании, и спустя неделю после налета на Нойс Викарий объявил, что эскадрилья вскоре направится на аэродром в Суффолке. Было необходимо перевезти на новое место все снаряжение, и в течение какого-то времени не будет никаких полетов. Я решил ускользнуть в Лондон, чтобы увидеться с Одри, и по телефону договорился о встрече; но я хорошо понимал: нельзя полагаться на утверждения, что не будет никаких вылетов. Пришел боевой приказ о немедленном вылете, и нам сообщили, что предстоит срочная и крайне важная работа.

Навигационный и основной инструктаж были сжаты до всего лишь двадцати минут; после чего нас послали на стоянки самолетов топтаться в ожидании приказа на вылет к Дортмунду.

Это было холодное утро в начале декабря, и в небе громоздились раздувшиеся облака. Гарри непрерывно насвистывал вступительные такты увертюры из «Севильского цирюльника», я не знал, должно ли это было облегчить скуку или поддержать наше настроение на высоком уровне перед тринадцатым вылетом, и потому спросил, почему он так любит этот музыкальный фрагмент. Он ответил, что тот напоминает ему о девушке, которую он знал в Кингстоне и которая играла на скрипке в оркестре Эдварда Гордона.

– Клэр? – спросил я. Кто-то говорил, что его постоянную подругу зовут Клэр Макфарлейн.

– Нет, не Клэр, – сказал он. – Это женщина, которую я в действительности едва знаю. Лишь говорю: «Привет».

– И как ее зовут?

– Одалия Марселла О'Рейн, – ответил он.

Это очаровательное имя было единственным ярким моментом в период изматывающего тревожного ожидания. Не было ничего хуже, чем пройти инструктаж, а затем на стоянке ждать бесконечно откладывающегося приказа на взлет. Все связи с прошлой жизнью оборваны, но не было никакой связи и с потенциально смертельно опасным будущим. Диг и Джордж играли камнем в футбол, в то время как остальные бесцельно блуждали по бетонной стоянке, иногда обмениваясь замечаниями об ухудшающейся погоде и бесконечно куря сигареты. Гарри отказывался вступать в беседу, предпочитая насвистывать в одиночестве.