Чарлз Оман - Военное искусство в Средние века

На протяжении всей войны обе стороны, как правило, применяли артиллерию. Ее применение было решающим в сражениях при Тьюксбери и на Луз-Коут-Филд (1470). Мы также читаем о ней в описаниях сражений у Барнета и Нортгемптона, а также осад северных крепостей в 1462 – 1463 гг. Ее эффективность, как считалось, намного превосходила эффективность легкого огнестрельного оружия, о котором весьма мало упоминается [76]. Большой лук по-прежнему сохранял превосходство над аркебузой, и ему еще предстояло одержать верх в известных сражениях, особенно во Флодденском, где обе стороны повторили старые маневры Фолкерка, и шотландские копейщики еще раз были расстреляны чеширскими и ланкаширскими лучниками. Оказывается, что даже в царствие Эдуарда VI возглавляемые Кетом мятежники беглой стрельбой из луков разгромили посланный против них правительством отряд германских аркебузиров. Лук, как национальное оружие, не полностью вышел из употребления даже во времена королевы Елизаветы.

Непосредственное влияние английской системы военных действий на общее развитие европейской военной науки заканчивается с окончательной утратой владений во Франции в 1450 – 1453 годах. (Кроме Кале – его вернули в 1598 г. (временно отвоевывался французами в 1558 г., захвачен испанцами в 1595 г.). – Ред.) С этого времени возможности контактов, ранее весьма частых, стали редкими и незначительными. Война Алой и Белой розы удерживала английских солдат дома, а после ее окончания миролюбивая политика Генриха VII вела к тому же. Генрих VIII оказывал влияние на политику континента скорее посредством дипломатии и субсидий, нежели редкими отправками войск, а во второй половине столетия особенности английской армии XIV и XV веков растворились в общем потоке перемен в искусстве ведения войн.

Мы подробно рассмотрели две тактические системы, имевшие важнейшее значение в революционизировании военного искусства в Европе. Одна прослеживается от Моргартена до Ла-Бикокки, другая – от Фолкерка до Форминьи, и было показано, как преобладание каждой было в конечном счете прервано развитием новых форм боевых действий у тех, против кого они были направлены. Приписывая копейщикам (и алебардистам. – Ред.) Швейцарии и английским лучникам главную роль в ниспровержении феодальной конницы и в не меньшей степени самого феодализма (громко сказано. Замки феодальной знати позже сокрушали пушки – например, Людовика XI (правил в 1461 – 1483 гг.) или артиллерия русского царя Ивана IV Грозного в Ливонии (только с июня по октябрь 1558 г. под огнем русских пушек пали две мощные крепости, Нейгаузен и Дерпт, и 20 замков). – Ред.), мы не должны забывать, что тот же результат одновременно достигался другими способами в других частях Европы.

Видное место среди экспериментов в этом направлении занимают действия Яна Жижки и его командиров в Гуситских войнах первой половины XV века. В Чехии военные новшества были результатом общественных и религиозных потрясений. Восстал доблестный народ, охваченный доходящими до крайностей патриотизмом и религиозным рвением, движимый желанием прогнать вторгшихся германцев за Рудные горы, но еще больше движимый мечтами о всеобщем братстве и добытом мечом царстве справедливости. Была готова подняться на врага вся Чехия, но пока не было ясно, как противостоять подавляющей мощи Германии. Если бы судьба борьбы зависела от копий чешских дворян, она была бы безнадежной; дворяне могли выставить лишь десятки против тысячных сил германского феодализма. (Автор не разобрался. Королевство Чехия было богатейшей частью Священной Римской империи и могло выставить тысячи рыцарей, но все же меньше, чем вся Германия. – Ред.) Ополченцы из крестьян и горожан были не лучше, чем фламандские пехотинцы в сражении у Розебеке. Но задача использования этих сильных и готовых сражаться воинов досталась гениальной личности. Рыцарь Ян Жижка из Троцнова (Южная Чехия) приобрел военный опыт и ненависть к Германии, сражаясь в рядах поляков против тевтонских рыцарей (был при Грюнвальде в 1410 г., воевал против турок в рядах венгров, сражался при Азенкуре в 1415 г. в английском войске. – Ред.). Он отчетливо понимал, что вести в бой совершенно необученных людей, плохо вооруженных копьями, цепами и косами, было бы безумием. У чехов не было ни единообразного вооружения (кроме рыцарей. – Ред.), ни своей тактики; их сила заключалась лишь в религиозном и патриотическом исступлении, настолько сильном, что в день сражения все разногласия исчезали, так что при виде врага самые необузданные фанатики были готовы объединяться и подчиняться. Было ясно, что, пока они не сравнятся по боеспособности с противником и не научатся владеть оружием, единственным шансом гуситов было занимать оборону. Соответственно мы узнаем о возводимых повсюду в первые месяцы войны укреплениях и приводимых в состояние обороны городах. Но это не все. Во время своей службы на Востоке Жижка был свидетелем военного приема, который, на его взгляд, можно было усовершенствовать и использовать.