Йоханнес Штейнхоф - «Мессершмитты» над Сицилией. Поражение люфтваффе на Средиземном море. 1941-1943

– Мне жаль, – вздохнул Лютцов, – искренне жаль. Я не хотел упрекать вас. Но, мой бог, каким образом все это прекратить? Чем все закончится?

В этот час на дороге, ведущей к горе Эриче, было интенсивное движение. Поскольку местное население приобрело привычку проводить дневные часы вдали от опасных зон города и аэродрома, теперь двуколки с ослами, телеги с мулами и женщины с узлами на головах спешили назад, в Трапани. Ночью они могли опасаться лишь одиночных налетов «веллингтонов», потому возвращались в свои дома в городе, чтобы заняться повседневными заботами.

Солнце было уже низко, когда я достиг командного пункта эскадры, где теперь находился личный штаб инспектора истребительной авиации.

Генерал сидел на складном стуле, спиной к стене барака. У его ног простиралась великолепная панорама сицилийского пейзажа. Мирные и невинные, покрытые виноградниками склоны горы Эриче спускались к предместьям города, чьи здания желтели в лучах бледного вечернего солнца. Высокие сосны и кипарисы выглядели темно-синими на фоне неба.

Но генерал, казалось, не оценивал грустную красоту этого зрелища. Когда я поприветствовал его, он поднялся на ноги со словами:

– Я возвращаюсь в Комизо.

– Мне жаль, господин генерал-майор, что все вышло не так, как надо.

– Мы не можем продолжать в таком духе. Ответ четырехмоторным бомбардировщикам – массированная атака. Пока действуем небольшими группами и пытаемся бороться с каждым вторгшимся самолетом, никогда не достигнем успеха. Вы узнали, как перехватить бомбардировщики, как приблизиться к ним в сомкнутом строю и атаковать их на встречном курсе. Но вы нерешительны и не можете подойти достаточно близко…

Он говорил, перекатывая черную сигару из одного угла рта в другой и недружелюбно глядя на меня.

«Скоро, – подумалось мне, – я буду иметь возможность рассказать прямо противоположные вещи». Все, что они могли сказать нам в настоящий момент, мы знали наизусть из боевых донесений летчиков-истребителей рейха. Я понимал его разочарование и хотел сказать ему, что здесь все другое – погода, тактические обстоятельства, условия обнаружения – и что были другие сопутствующие факторы, о которых они в рейхе не знали ничего… Но я ничего не сказал, отчасти потому, что чувствовал себя виноватым в том, что мы так сильно его разочаровали, отчасти потому, что, по моему мнению, солдат не должен оправдываться, если думает, что сделал все правильно.

Без сомнения, генерал и сам понял, что мы вряд ли придем к согласию, поскольку закончил разговор жестом, который наполовину выражал примирение, а наполовину – отчаяние.

– Я позвоню вам позже. Мы должны рассмотреть различную тактику. – С этим он сел в автомобиль.

Пронзительный звон телефона настолько резко прервал мой короткий сон, который унес меня так далеко от действительности, что потребовалось несколько секунд, прежде чем я смог назвать свое имя и понять, что говорю с генералом, который к этому времени достиг Комизо. Когда я сегодня оглядываюсь назад, эта беседа все еще кажется мне нереальной, а тогда я, по крайней мере в течение нескольких секунд, надеялся, что это дурной сон.

– Штейнхоф, – сказал он, – я только что получил телеграмму от рейхсмаршала. Пожалуйста, не волнуйтесь, когда я прочитаю ее вам. Не предпринимайте никаких сиюминутных действий. Но я должен вас информировать. Слушайте. «Командующему истребителями, Сицилия. Во время отражения налета бомбардировщиков на Мессинский пролив истребительные части не выполнили свою задачу. Один пилот из каждой группы, участвовавшей в этом, должен быть отдан под суд военного трибунала по обвинению в трусости в боевой обстановке. Геринг, рейхсмаршал». Повторяю: ничего не предпринимайте. Я сообщил в министерство авиации в соответствующих выражениях, что это невозможно.

Я продолжал молчать, потому что предъявленные обвинения были слишком возмутительными, чтобы их опровергать. Я прилагал все усилия, чтобы обдумать и четко осознать всю величину их.

«Трусость в боевой обстановке». Голос на другом конце телефонной линии имел незнакомую интонацию: «Один пилот из каждой группы…» Это не могло быть, это не должно было быть правдой!

– Вы все еще там?

– Да, господин генерал-майор.

– Я позвоню вам завтра. Он всегда впадает в ярость, когда истребители не отвечают его требованиям.

– Разве мы не отвечаем?

– Я не говорил этого. Позвоню вам завтра утром. И не волнуйтесь!