Изольда Иванова - «Долина смерти». Трагедия 2-й ударной армии

Проходила здесь одна группа солдат и офицеров из конницы Гусева во главе с полковником, который назвал это болото Долиной смерти. Ширина «долины» была не более 2 км. Полковник рассказал, что они прыгали по кочкам, как кулики на болоте, более 2 часов. Солдат и офицеров трудно было отличить от гражданского населения: шинели сожжены, сами грязные, истощенные, некоторые, выйдя из болота, тут же падали. Гражданские проходили молча, все истощены, детишки плачут. Не было у них ни продуктов, ни одежды. Наши солдаты отдавали свои пайки детям, а сами сутками оставались голодными. На женщинах были рваные платья, еле прикрывавшие тело, а малые дети почти голые, завернутые в грязные тряпки. Смотрели мы на них, и невольно текли слезы. Ох, как только эти люди выжили…

20 мая 1924 г. командир полка приказал мне получить в дивизионе денег и выдать денежное содержание личному составу полка: «По немцам чувствуется, что на днях нам придется принять тяжелый бой». Я получил в финчасти деньги и рано утром 21 мая пошел в болото выдавать денежное содержание. В двух батальонах, которые держали оборону, насчитывалось более 20 штыков, а третий батальон находился по другую сторону болота и сохранился почти полностью.

29 мая я возвращался к себе, но в это время начался налет самолетов. Я вынужден был зайти в дзот, где находились младший лейтенант И. Е. Чернышев и 5 солдат. Остальные бойцы обороняли участок. Чернышев многое рассказал о себе: как детство провел, как плавал на реке, семью вспоминал, особенно мать. На прощание сказал: «Кончится война, я вас приглашу в Красноярск в гости!» Но не суждено было встретиться — он погиб смертью храбрых. Окончилась бомбежка, я пошел в расположение полка, но начался минометно-артиллерийский обстрел, и мне пришлось с кочки на кочку прыгать и падать в болотные лужи. Во время перебежек заметил, что какое-то существо пошевелилось. Смотрю, стоит тележка на двух колесах, запряженная, в ней старик мертвый. Немного в стороне у кустика женщина лежит на спине, у нее на груди лицом вниз лежит девочка лет 3–4 и вздрагивает. Потрогал женщину — мертва. Девочка полуохрипшим голосом зовет: «Мама, мама, мама!» Я прижал ее к себе, вспомнил, что и у меня тоже двое маленьких сынишек, невольно навернулись слезы. Позади тележки лежал на боку мальчик лет 12, тоже мертвый, у него была пробита грудь. Спросил девочку: «Как его звать?» Она ответила: «Леша». Откуда были эти люди, неизвестно. Я вынес девочку из болота и присел ее покормить. Был у меня хлеб, американские консервы в банке, распечатал. Ох, с каким аппетитом она ела и все приговаривала: «А мы пойдем к маме?» Я ей попытался объяснить, что мама мертва, но она не верила и повторяла: «Мама жива, она устала и спит», — зарыдала и даже есть перестала. Я ее уговорил: «Ну хорошо, пойдем к маме, но ты поешь, хочешь есть?» Она поела и прижалась ко мне, как к любимой матери. А я не знаю, что делать, куда ее отнести, даже мысль промелькнула — не отправить ли ее к жене, она для меня будет родной дочерью. Тут я заметил, что по болоту кто-то движется. Это шел капитан и с ним 4 солдата из конницы Гусева, сильно обгоревшие и грязные. Они подошли к нам, присели отдохнуть, тяжело дыша. Капитан спросил, где я взял эту девочку. Я объяснил, и появилась другая мысль: предложил ему взять девочку с собой: «Ты идешь в тыл и сможешь отправить ее в детский дом». Капитан согласился. Девочка крепко спала, а когда подошел капитан, сразу проснулась, как будто она подслушивала этот разговор, уцепилась маленькими ручонками за мою шею и закричала: «Ты же мой папка, ты нашел меня, почему ты отдал дяде, он унесет меня от моей мамы…» Капитан с ребенком уходил от меня, а я стоял как в столбняке от криков этой девочки, такой маленькой, но уже испытавшей горе и муки, голод, грязь. Я долго смотрел им вслед, пока они не скрылись из виду. Мне стало очень тяжело, как будто что-то у меня отняли, но собрался с силами и пошел в штаб полка.

Очнулся, как ото сна, когда разорвался снаряд и немцы пошли в наступление. Из-за обстрела я не попал в штаб полка, а оказался на батарее 76-миллиметровых пушек, которой командовал лейтенант Дуда родом с Украины. Ближе к болоту располагалась батарея 45-миллиметровых пушек, командовал ею лейтенант Орфанов, а с левого фланга стояла батарея 120-миллиметровых орудий.

Эти батареи работали на славу. Каждая из них имела до 5 комплектов снарядов, в течение 29 мая старшина Мальшунин вывез с дивизионного артсклада еще до 10 комплектов снарядов и мин на каждую батарею. Наши пушки стреляли по немцам так, что раскалялись стволы и было невозможно прикоснуться к ним. В течение дня ни одна пушка не смолкала даже на минуту: заряжающие валились с ног, через каждый час подменялись. Но больше наш полк не получил ни одного снаряда, и полковая артиллерия к утру 30 мая замолкла.