Владимир Першанин - Сталинградская страда. «Ни шагу назад!»

— Чем ударять? Хреном, что ли? — разливая спирт, выругался Хомченко. — Вы хоть один наш самолет видели?

— Видел. Кукурузник вчера пролетал, — сказал Манохин.

Все невесело посмеялись. Ни самолетов, ни танков поблизости от нас не было. Вот дивизион гаубиц привезли, значит, к чему-то готовимся. В землянку заглянул ротный Иванов. Мы ожидали, что он начнет нудить насчет выпивки, но ротный выглядел каким-то растерянным. Даже принял приглашение выпить с нами — небывалый случай. Мы с запозданием разглядели, что его тоже повысили в звании. На петлицах гимнастерки висели уже по три кубика.

— Поздравляем, товарищ старший лейтенант, — поднял кружку Хомченко. — За вами не угнаться. Скоро майором будете.

Выпили. Иванов неохотно пожевал кусочек сала, оглядел нас:

— Хорошие у тебя ребята, старшина. Водкой слишком не увлекайтесь. Ночью посты почаще меняй. С правого фланга отдельный батальон окапывается. Выбери время, сходи к ним, уточните секторы обстрела.

— А что такое? — сразу насторожился много чего повидавший Хомченко.

— Пока ничего.

— Удара от немцев ждем? — продолжал допытываться старшина.

— Ждем. Но пока тихо.

— Тихо! Фрицы-то на колесах. Не успеешь оглянуться, танки уже здесь будут.

— Ладно, — поднялся Иванов. — Подъем в пять утра. Закругляйтесь.

Как я пережил следующий день? Сам не знаю.

Сначала на рассвете на гаубичный дивизион свалилась шестерка «Юнкерсов». Еще несколько штук в сопровождении истребителей прошли вдоль линии обороны. Заодно бомбили штаб полка, склад с боеприпасами и продовольствием.

Война сразу показала свое лицо. Стоял сплошной грохот, все заволокло рыжей глинистой пылью. Я забился в «лисью нору», но земля стала осыпаться. Когда вылез из нее, стена траншеи осела и завалила дно. Я кое-как выдернул винтовку и пополз прочь.

В полумгле едва не стукнулись лбами с Витей Манохиным. Он хотел что-то сказать, но грохнуло так сильно, что мы на какое-то время оглохли. Все, нам конец! Еще одна бомба… Но бомбы рвались, а мы оставались живыми.

Потом все стихло. Немцы нанесли удар с целью сразу прорвать оборону. От гаубичного дивизиона осталось три-четыре орудия. Накрыло минометчиков. В землянку соседней роты набилось бойцов, как селедки в бочку. На ее месте из рыхлой земли торчали обломки бревен, нижняя половина человеческого тела, сломанная винтовка.

Бойца вытащили за ноги, он был мертв, измят и переломан. Остальные тела так и остались под слоем земли. Копаться не имело смысла. Потом, словно накликали, появились танки, которые подогнали ночью. У немецких «панцеров» тихий, почти бесшумный ход, и в атаку они двинулись с расстояния километра.

Примерно двадцать машин, штук восемь бронетранспортеров и пехота. Я ожидал, что от нашей артиллерии и соседнего батальона ничего не осталось. Но в стрелковых ячейках возникали все новые фигуры. Вспомнил, что являюсь командиром отделения, и обошел свой участок.

Костя Черняк вытирал слезы. Погиб его дружок, второй номер расчета. Ни имени, ни фамилии его не запомнил, знаю, что жили на одной улице и вместе учились. Как мы с Витей Манохиным. Кроме пулеметчика убило еще одного бойца, а один пропал без вести. Ребята говорили, что его разорвало прямым попаданием, другие утверждали — сбежал ночью.

Раненых не было, но почти все были контужены или оглушены. Я копался в земле, нашаривая вещмешок и гранаты в нише. Вещмешок нашел, а все остальное завалило землей. Но уже подносили ящики с патронами, гранатами и горючей смесью.

Я распоряжался, вставлял капсюли в гранаты, а меня кто-то упорно тянул за рукав. Боец, без каски, в рваной гимнастерке, дергая щекой, просил разрешения «отбыть» в санбат.

— Ранен, что ли?

— Нет… контужен шибко. Ничего не слышу, и голова не соображает.

— Бери винтовку, гранаты. Становись вон там.

Боец тоскливо вздохнул, но приказ выполнил.

Открыли огонь гаубицы, затем короткоствольные полковые пушки. В батальоне, прибывшем вечером, имелись «сорокапятки». Танки шли быстро, уклоняясь от фугасных разрывов тяжелых гаубиц. Я приготовил две бутылки с горючкой. Немецкая пехота отстала, а танки через считаные минуты сомнут траншею.

Редкие взрывы гаубиц не достигали цели. Дуэль между легкими пушками и танками складывалась тоже не в нашу пользу. Хотя два Т-3 уже дымили, осколочные снаряды выбивали расчеты противотанковых пушек. От прямого попадания перевернулась «полковушка», придавленный щитом артиллерист кричал тонко и пронзительно.