Владимир Першанин - Сталинградская страда. «Ни шагу назад!»

Неудобное место для наступления. Скорость не наберешь, постоянно преграждают путь низины, в которых можно завязнуть, и без буксира не выберешься. К тому же лес, кустарник, каменистые гряды представляли удобное место для артиллерийских батарей. В общем, двигались осторожно. Но это нас не спасло.

«Тридцатьчетверка», которая шла по дороге, нарвалась на фугас. Рвануло крепко. Фугас — это не противотанковая мина с ограниченным зарядом взрывчатки. Фугасы начиняют тротилом от души, да еще сунут для верности пару гаубичных головок, ну и одну-две мины-«тарелки».

Рвануло так, что земля вздрогнула. Танк практически разнесло на куски. Двигатель отлетел метров на пятнадцать, башня — на обочину. Вокруг дымящейся воронки валялись куски металла, остатки гусениц, выбитые, расколотые колеса. От экипажа даже клочков не осталось. Ведь кроме фугаса сдетонировал еще боезапас — 60 снарядов.

Мне стало не по себе. Мальчишка, только восемнадцать лет исполнилось, а тут такая страшная смерть! Танки открыли беспорядочный огонь, пальнули раза два и мы. Нам сразу же ответили немецкие орудия. Я разглядел две вспышки. Что-то провыло прямо над головой.

У нас экипаж был неполный (не хватало стрелка-радиста), я подавал снаряды. Что творится снаружи, толком не видел. В какой-то момент разглядел совсем близко капонир и торчавший ствол пушки. Немцы? Наверное, я замешкался, а командир заорал:

— Витька, осколочный!

Мы ударили по орудию осколочным раз и другой, потом под гусеницами заскрежетало, кто-то пронзительно кричал. Легкую противотанковую пушку мы раздавили, прошлись пулеметной очередью по разбегавшемуся расчету.

И в этот момент «тридцатьчетверку» сильно встряхнуло, удар забил уши, как ватой, я свалился вниз. Подбили? Запахло дымом.

Несмотря на малый опыт, мне заранее толково объяснили, что хорошо горит не только бензин в немецких танках, но и солярка в наших «тридцатьчетверках». Причем разогретая солярка вспыхивает мгновенно, и медлить в такие секунды нельзя.

Мы выскочили все четверо быстро и без толкотни. Командир танка был ранен в ноги осколками. Штанина комбинезона и мякоть ниже колена были распороты, сильно текла кровь. Мы подхватили его и потащили прочь от машины, из которой уже выбивались языки пламени.

Ранен был в плечо командир орудия, а я получил вскользь осколок в спину. Мы отбежали метров на сорок и легли возле кустов. Наш танк вовсю горел, потом сдетонировали снаряды, и башня свалилась с корпуса. Что происходило на поле, трудно было определить. Хлопали орудийные выстрелы, еще один танк горел, другой рывками уходил под защиту деревьев, непрерывно огрызаясь выстрелами из пушки и пулеметными очередями.

Мы торопливо перевязали командира. Рана была глубокая, бинты сразу пропитывались кровью. Пушка, которую мы раздавили, вплющилась во влажную землю, как таракан. Возле нее ворочался тяжелораненый немец. Еще двое немцев бежали неизвестно куда.

У механика-водителя был пистолет ТТ. Мы отговаривали его стрелять, но когда немцы, в суматохе не видя нас, приблизились метров на тридцать, он выпустил в них всю обойму. Одного ранил. Оба фрица залегли, но не стреляли, хотя у них был автомат. Возможно, опасались наших танков.

Механик, более опытный, торопливо перезарядил пистолет, но стрелять больше не стал. Понял, что немцы не намерены с нами воевать. Крикнул:

— Вег! Бегите, к чертовой матери.

Фрицы поползли, а потом, оглядываясь, встали и побежали. Один поддерживал другого. Позже я понял, что сержант не ставил целью уложить обоих немцев. Он их остановил, ранив одного. Если бы немцы натолкнулись на наш израненный экипаж, то наверняка перебили бы всех. Получив отпор, они предпочли скрыться.

К вечеру добрались до своих. Командира танка и наводчика отправили в санбат. Я ходил на перевязки к батальонному санинструктору и отсыпался. Меня не тревожили. Иногда сам шел к поварам, помогал им, а они за работу накладывали в котелок побольше мяса и удивлялись:

— Такой маленький, и куда столько лезет? Ладно, ешь, ешь! Лишь бы на пользу.

С поварами я подружился. Они были в возрасте, и для них я был совсем мальчишка. Через неделю получил новый танк, звание «сержант» и должность командира орудия. К сожалению, на этом танке я тоже долго не провоевал.

Успели разок смотаться в разведку. Шел декабрь сорок четвертого года. Наши кругом наступали. Вроде и конец войны, бои шли уже в Венгрии, Германии, а сопротивлялись немцы ожесточенно. В разведке наш танк зашел в немецкий тыл, болота замерзли, идти было легко. Наткнулись на саперов, минировавших поле и дорогу. Увидев нас, они разбежались. Стрелять мы не стали, отметили на карте поле, вырытые траншеи, в общем, будущий узел сопротивления.