Год 1129-й, подлинный «год чудес» для Рожера, завершился еще одним триумфом. Статус Капулии был неопределенен с момента смерти ее князя Ричарда II в 1106 г. За восемь лет до этого Ричард признал сюзеренитет герцога Апулийского в благодарность за помощь в возвращении к власти; но его наследники, кажется, не последовали его примеру, и ни у Рожера Борсы, ни у герцога Вильгельма не хватило духу заявить о своих притязаниях. Капуя снова стала независимым государством – суверенитет которого Рожер, по условиям беневентской инвеституры, обязался уважать. Вопрос о том, сколько времени он бы это делал, остается открытым: Капуя, хотя и сделалась бледной тенью прошлого, не представлявшей ощутимой военной угрозы, оставалась вечной занозой и препятствием к объединению юга, что раньше или позже надоело бы Рожеру. К счастью, обстоятельства решили за него. Бесхарактерный юный Роберт, оставшись без союзников, решил, пока не поздно, договориться с соседом и добровольно признал герцога своим законным сюзереном.
Непрошеное подчинение, которое реально означало присоединение Капуи к герцогству Апулия и таким образом сделало Рожера неоспоримым хозяином нормандского юга, наглядно доказало, что все попытки Гонория поддерживать неубедительный баланс сил потерпели крах; и на это можно было ожидать гневную реакцию из Рима. Но к тому моменту, когда весть о капитуляции князя Роберта достигла Латерана, Гонорий лежал безнадежно больной; и в последующие месяцы, которые принесли герцогу Апулии величайшую награду в его жизни, папская курия занималась другими, более неотложными делами.
Еврейская колония существовала в Риме со времен Помпея. Возникшая сначала за Тибром, в Средневековье она переместилась на левый берег реки и занимала тот самый квартал, прямо напротив острова, который позже папа Павел IV выделил под гетто и где доныне стоит синагога. Сейчас этот квартал, обитатели которого медленно приходят в себя после недавних страданий, выглядит довольно убого; но в начале XII в. римские евреи благодаря своему огромному богатству являлись влиятельной и авторитетной силой в папском городе. Наиболее уважаемой из влиятельных еврейских семей была семья Пьерлеони, чьи тесные связи со сменявшими друг друга папами заставили их более полувека назад принять христианство; и с этого времени продолжающееся папское покровительство, дополненное пышностью и великолепием, которыми члены семейства себя окружали, обеспечили им такое социальное и финансовое положение, которое позволяло Пьерлеони держать себя на равных с представителями самых блестящих аристократических родов Рима.
Недоставало только одного пункта – но самого важного. Пьерлеони до сих пор не дали миру ни одного папы. С учетом всех обстоятельств подобное упущение казалось вполне объяснимым, но его следовало исправить. В течение нескольких лет взоры членов рода с надеждой обращались к самому блестящему из их отпрысков, некоему Петру ди Пьерлеони, который быстро поднимался в церковной иерархии. Он обладал всеми необходимыми качествами. Его отец был доверенным лицом Григория VII, а сам он после обучения в Париже у самого великого Абеляра стал монахом в Клюни. В 1120 г. его отозвали в Рим, где Пасхалий II по просьбе его отца сделал его кардиналом, после чего Петр последовательно служил папским легатом во Франции, а затем в Англии. Он появился при дворе Генриха I Английского со столь блестящей свитой, что, по-видимому, произвел на короля сильное впечатление: если верить Уильяму Мальмсберийскому, кардинал вернулся в Рим с таким количеством богатых даров, что поразил даже членов курии. Фактически нет оснований предполагать, что Пьерлеони был более продажен, чем другие современные ему князья церкви; наоборот, его истинная набожность и безупречное клюнийское прошлое делали его убежденным сторонником реформ [94]. Но он был одаренным, волевым и очень честолюбивым человеком; и как всякий потенциальный кандидат на престол святого Петра, имел врагов. Из них наибольшую опасность представляли последователи Гильдебранда – то, что можно назвать левым крылом курии, – которые опасались, что папа Пьерлеони вернет папство к старому образу действий и оно станет вновь инструментом – или даже игрушкой – римской аристократии; и наиболее непримиримые соперники семейства Пьерлеони, другой устрашающий выводок выскочек – Франджипани.
К началу февраля 1130 г. стало ясно, папа Гонорий умирает и кардинал Пьерлеони, который пользовался поддержкой многих членов коллегии кардиналов, большей части аристократии и практически всех низших сословий в Риме, среди которых его тонко просчитанная щедрость вошла в поговорку, имел все шансы стать его преемником. Но оппозиция не желала упускать случая. Противники Пьерлеони под предводительством Аймери [95], которого мы последний раз встречали, когда он вместе с Ченчием Франджипани вел переговоры с Рожером II на берегах Брадано, захватили умирающего понтифика и доставили его в монастырь Святого Андрея в центре квартала Франджипани; таким образом они получили возможность скрывать его смерть до нужного им момента. Затем 11 февраля Аймери собрал в монастыре верных ему кардиналов и начал подготовку к новым выборам. Такая процедура, помимо того что она была откровенно бесчестной, являлась также прямым нарушением декрета Николая от 1059 г. и вызвала возмущение остальной курии. Бормоча проклятия в адрес «всех тех, кто проводит выборы до похорон Гонория», они сразу же назначили комиссию из восьми выборщиков от всех партий, которая, объявили они, соберется в церкви Святого Адриана – не Святого Андрея – тогда, и только тогда, когда папа упокоится в могиле.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу