Эрнст Вайцзеккер - Посол Третьего рейха. Воспоминания немецкого дипломата. 1932–1945

Суньер оказывал мне особые знаки внимания, выказывая свое расположение; как мне показалось, он делал это, чтобы досадить Риббентропу, которого он ненавидел. Мне нравилась манера поведения датского министра. Он приехал из Копенгагена в Берлин с рядом конкретных возражений в соответствии с той ролью, какую ему довелось играть. Риббентроп заявил мне, что готов арестовать Скавениуса прямо на штеттинском вокзале, поэтому я встретил его лично и без всякого труда устранил все разногласия между нами. В результате после двухчасовой беседы с Риббентропом Скавениусу удалось настолько очаровать его, что в конце ее Риббентроп не только согласился с его предложениями, но и заявил, что Скавениус весьма приятный человек.

Сама же конференция имела весьма небольшой пропагандистский эффект. Особенно комично прозвучала речь Риббентропа на банкете, так как ее содержание не имело ничего общего с целями конференции. В ней он объявил, что пусть история решит, смог ли он предвидеть вступление Англии в войну в 1939 году и давал ли он верные советы фюреру.

Ему могли бы возразить много свидетелей, но лишь один из них, Чиано, волей случая оказался на конференции. Даже если бы Риббентроп на самом деле предвидел, как должны были развиваться события в 1939 году, разве это могло бы оправдать его за тот совет, данный им летом 1939 года? Ничего нельзя было изменить, и после нападения на СССР война на два фронта стала неизбежной, в чем всегда обвиняют Гитлера. Однако и он, и Риббентроп сознательно уготовили Германии такую же судьбу, какая ее уже постигала в 1914 году.

Когда поднявшийся прилив начинает затем отступать, говорят, что начался отлив. В конце 1941 и начале 1942 года даже самые недальновидные наблюдатели могли увидеть признаки начавшихся перемен.

Первым сигналом стали кадровые перестановки в высшем военном руководстве. Гитлер уволил в запас фельдмаршала фон Браухича, приняв на себя должность Верховного главнокомандующего. Вместе с фон Браухичем были отстранены от командования другие весьма достойные руководители. Мой старый друг Герман Гейер неожиданно появился в моем доме, прибыв в Берлин на машине прямо с Восточного фронта, где ему пришлось оставить командование своим корпусом, не получив другого назначения. Мы уже знали от нашего сына Рихарда, находившегося в той же дивизии, что недалеко от Москвы их потеснили и теперь они вынуждены отступать при жесточайших морозах.

В то же время со стороны наших противников начала подниматься политическая волна. К 1 января 1942 года уже двадцать шесть стран объединились против нас под названием Объединенных Наций. Под давлением Вашингтона или по собственной инициативе все большее число государств в Центральной и Южной Америке разрывали с нами отношения.

Как я уже писал, Риббентроп считал, что объявление войны малыми странами унижает Германию как великую державу. Вот почему он распорядился, чтобы документы объявления войны принимались не ведущими чиновниками министерства иностранных дел, а низшими по рангу, например сотрудниками Американского департамента. Но как только количество объявлений увеличилось и это перестало его устраивать, Риббентроп распорядился, чтобы подобные заявления не принимались вовсе. Тогда ему указали, что в этом случае иностранные дипломаты должны будут оставлять свои заявления у привратника министерства иностранных дел. На что Риббентроп ответил, что и ему запрещается принимать их. В этом случае послания будут опускать в почтовый ящик, закрепленный на дверях министерства. Ну что ж, сказал он, тогда мы уберем ящик. Но как же тогда иностранным государствам следовало объявлять войну великому германскому рейху?

Когда же наступит конец войны? Этот вопрос мне часто задавали в конце 1941 и начале 1942 года. Я мог только ответить: «Теперь уже скоро». Гитлер не хотел идти ни на какие соглашения со Сталиным, Рузвельт, Сталин и Черчилль не намеревались заключать мир с Гитлером. Мы оказались в impasse{Тупик (фр.). }, из которого нельзя было выбраться. В конце апреля 1942 года в Зальцбурге Муссолини несколько раз повторил свои требования относительно передачи ему территорий Ниццы, Корсики и Туниса.

Ни один из наших партнеров по оси не показывал стремления к миру, ибо все они не доверяли друг другу. Ни одно новое проявление нелояльности не показалось бы экстраординарным, даже в том случае, если бы Гитлер заявил западным державам: «Lбchez la Russie, et nous lacherons le Japon»{Бросьте Россию, тогда мы бросим Японию (фр). }. Однако ничего подобного не случилось. В то время мне довелось услышать по радио резкое выступление Черчилля, заявившего, что Англии остается только «выиграть или умереть». Русские стали сильнее требовать открытия второго фронта в Европе, Англия многим жертвовала для своего советского союзника и американского кузена.