Борис Горбачевский - Ржевская мясорубка. Время отваги. Задача — выжить!

Отряд, с которым я шел, состоял из ста стрелков и был разбит на четыре группы, каждая группа имела два пулемета. Впереди двигалась по шоссе танковая бригада. За отрядом следовали минометчики с 82-мм и 120-мм минометами. С воздуха отряд прикрывали штурмовики. Куда делись немецкие асы, которые еще пару лет назад чувствовали себя в небе хозяевами? Их не было видно.

Несмотря на мощную технику, сопровождавшую штурмовые отряды, противник отчаянно сопротивлялся, цеплялся за каждое естественное укрытие, прятался в каменных домах и оттуда из окон, пробитых в стенах амбразур вел огонь и выстреливал фаустпатроны. Казалось, мы гоним их уже целую вечность, а конца этому все не было видно.

Пленные офицеры подтверждали трудные разговоры в стане противника: кто в состоянии противостоять колоссальной мощи русских, наладить элементарное управление войсками? Как сплотить солдатские ряды, если все офицеры и солдаты понимают, что война проиграна?.. Но преданность Гитлеру и присяге сохранялась в немецкой армии до конца. Никто не хотел сдаваться, идти в русский плен, да и не верили обещаниям нашего, командования, что им сохранят жизнь. Их давили танки, уничтожали «катюши», но они вновь и вновь возникали на нашем пути. Повсюду — на стенах домов, на плакатах, на рукоятках ножей — мы видели один и тот же призыв: «Верность и стойкость».

Какая там «стойкость» — это был вопль отчаяния!

Чтобы приостановить стремительное продвижение Красной Армии, особым приказом Гитлера были призваны в армию подростки и старые люди, из них сформировали так называемый «фольксштурм». За пулеметами и с фаустпатронами — их называли «фаусты» — теперь часто сидели безусые подростки. Им не исполнилось и шестнадцати, но оружие в их руках вовсю огрызалось огнем.

Эти «баловники», как называли их простофили, своими «фаустами» уже сожгли много танков. Наши артиллеристы выкатывали на прямую наводку 76-мм пушки и разбивали амбразуры, из которых велся огонь, но «фаустники» перебирались в подвалы и оттуда продолжали посылать свои огнедышащие патроны. Их доставали и там — сначала артиллерия и за снарядами летели гранаты. Только тогда они начинали сдаваться: постепенно, боязливо выбирались из подвалов с поднятыми руками. Глядели испуганно, настороженно, а подростки-фольксштурмисты, все как один, заученно выкрикивали на русском языке: «Гитлер капут!» Мы уже привыкли к подобным сценам и смеялись.

Я подошел к сдавшемуся парню лет пятнадцати. Красные глаза солдата слезились от недосыпания, из носа текло, по вороту шинели ползало живое микроскопическое существо, какой-то паучок, но мальчишка ничего не замечал, его трясло, он страшился без разрешения опустить руки. Я обыскал его, отобрал нож, из кармана шинели вытащил листок бумаги — это была «Клятва». Ее тут же перевели, и я прочел бойцам:

— «Клянусь богом исполнить эту святую клятву! Я буду беспрекословно повиноваться фюреру Германского Рейха и народа Адольфу Гитлеру, Верховному Главнокомандующему вооруженных сил, и готов как храбрый солдат в любой момент отдать свою жизнь за присягу».

Как поступить с гаденышем? Подошел командир отряда, схватил фольксштурмиста, резко повернул и дал сапогом под зад хороший пинок. Тот, не оглядываясь, как испуганный заяц, стремглав помчался к лесу.

…Впереди — Балтийское море. Еще нажим, и немцы упрутся спиной в море, дальше им уже некуда, последняя остановка. И ТОГДА!.. — всем уже виделась Победа, конец войны! Заряженный необычайной энергией, глядя в лицо смерти, наш штурмовой отряд гнал врага, захватывал позицию за позицией — только вперед! С яростью посылал солдат очередь за очередью, снаряд за снарядом — из пулемета, автомата, орудия. И в душе каждого стучало: что же так медленно, всего-то несколько километров за день! И начальство рассержено: «Быстрее! Вперед, вперед!» А пули, снаряды пощады не знают, и земля вокруг нашпигована минами — малейший шаг влево, вправо — и взлетишь на воздух. Лишь к вечеру ненадолго замрет грохот боя: обе стороны выдохлись, нужна передышка. Солдаты, где бы ни застала их тьма, валились на землю как подкошенные. А с рассветом все начинается снова. Опять противно визжат мины, хрипло шипят «фаусты», заливаются встречными очередями пулеметы и автоматы. Но людей не остановить! Нас ведет надежда! Еще несколько тяжелых дней! Энергичных рывков! Несколько отчаянных усилий — И МЫ ДО НИХ ДОБЕРЕМСЯ! ПРИЖМЕМ ОКАЯННЫХ К МОРЮ! И ТОГДА…