П Бермонт-Авалов: Документы и воспоминания

Вырголич выехал с своей частью в Шавли -- решил, что с Бермонтом ему не сконкурировать. Однако связь с нами сохраняет путем переписки и обмена приказами. Работа у него закипает.

24 июля.

Приезжала к Бермонту (из Риги) комиссия от англичан для ознакомления с деятельностью "русского отряда". Бермонт прикинулся больным и принял ее у себя на дому, а не в штабе (не знаю, для чего это ему понадобилось).

В разговоре с английским капитаном Райт[ом] (говорит по-русски) Бермонт подчеркнул, что на фронт выйдет не раньше, чем имея 50-тысячную армию, хорошо обмундированную, сытую, снабженную оружием и всеми техническими средствами.

Капитан Райт указал, что все это они могли бы ему дать при условии, если Бермонт пообещает перевести свой гарнизон в Ревель, вообще в Эстонию.

Бермонт ответил уклончиво. Комиссия уехала ни с чем, получив, однако, впечатление, что работа в Митаве принимает громадные размеры.

Не знаю -- нарочно ли это было устроено, или это совпадение, но перед глазами комиссии, мимо окон Бермонта, прошли три блестящие пластунские роты с маленьким флагом, выказав "командующему" ослепительное внимание. Увидя его у окон, они отдали ему честь, гаркнув на его приветствие громоподобное: "Здравия желаем, г. полковник!"

По отъезде комиссии Бермонт сказал мне:

-- Видите... я их заставлю считаться со мной. О, они меня плохо знают!

25 июля.

В Митаву приехал полковник Чесноков. Бермонт расцеловал его среди улицы, где встретился с ним, и дружески похлопал его по плечу. Вечером сознался мне, что "собственно Чесноков не заслуживает хорошего назначения, но ради приятельского расположения дам уж..."

Службу в роте я оставил: приходится ежеминутно отрываться от строевых занятий для работы в штабе. Это затрудняет и полковника Кочана: полуротный у него есть (по списку), а на лицо -- я отсутствую.

26 июля.

Познакомился с Чесноковым. Плутоватые серые глаза и весь он какой-то гнущийся, осторожный, расчетливый. Говорит с легкой насмешечкой, но весьма мягко.

Бермонт назначил его начальником своей личной канцелярии (которую назвал "походной"), меня -- секретарем (и, следовательно, по-прежнему историком).

Чесноков любезно улыбнулся, пожал мне руку и скороговоркой сказал:

-- Вы, капитан, уже написали что-нибудь? -- И, не дожидаясь ответа, обратился к Бермонту:

-- Капитану и про Киев известно?

-- Да, я ему все рассказал.

Чесноков мигнул глазами и шепотом заговорил о чем-то с Бермонтом. Я отвернулся.

Из Берлина от полковника Винберга приехал гонец -- корнет Попов (литературный псевдоним). Настоящая его фамилия -- Шабельский-Брок 17. Просил у Бермонта денег для газеты -- ему отпустили 6000 герм[анских] марок.

Я расспрашивал его про Берлин, про отношение германской общественности к нашей деятельности, о русских эмигрантах. Попов отвечал желчно -- видимо, настроен недружелюбно ко всему, что вне сферы его наблюдений. Весь он какой-то нервный, щеки его подрагивают, и глаза приметно мутнеют. Он часто срывается с места, поправляя кинжал на боку.

-- Пишите, капитан, что-нибудь в нашу газету, -- попросил он меня на прощанье.

27 июля.

Задумал пьесу 18 из борьбы красных и белых, сегодня написал первую сцену. Эта вещь будет вне всякой агитации и вообще какой бы то ни было тенденции.

Название пьесы (кажется, неудачное) "К свету".

...Встретил мичмана Протопопова в маленьком кафе на Большой улице. Рассказывал частности об их скудной жизни в Зальцведеле, об интригах тех генералов, у которых не хватало душевных сил скрепить вокруг себя молодежь, которая поэтому явно и чистосердечно от них отшатнулась, обратясь к Бермонту. Из киевской эпопеи передал об одном из моих начальников (полковнике Чеснокове) любопытный факт -- будто бы он, очутившись каким-то образом (с поручением ездил, что ли) в заштатном городке Белополье (Харьковской губернии) продал там кому-то чужой сахарный завод по подложным документам, выручил от этой продажи крупную сумму.

-- Из союза "Наша Родина" он тоже взял кое-что, -- добавил мичман.

Если это так, то... нехорошо будет.

Слышу через открытое окно на улице настоящий гром музыки и барабана, прорывается густая немецкая песня. Должно быть, пришли добровольческие пополнения. К нам в отряд почти каждый день вступают добровольно на службу отлично снаряженные, крепно слаженные немецкие роты. Они вливаются в ряды "Железной дивизии" или существуют вполне автономно, подчиняясь только служебным приказам нашего штаба (не хозяйственным).