Леонид Фиалковский - Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду

Полушубки раздали водителям, более квалифицированным и отличившимся ремонтникам и командирам, чаще других выезжавшим в составе групп технического обеспечения к месту боев. Новые полушубки распределял командир роты по списку. И назначал по своему усмотрению и личной симпатии. Старшина роты Николаев взял себе новый полушубок, хотя и до сих пор ходил в полушубке. Получил Манько. Мне не выдали, не внес меня в списки командир, считая, видимо, что меньше других нахожусь на морозе. Я не имел своей машины и не был прикреплен к какой-нибудь летучке. Мерз, как все. Находился, где придется. Конечно, не мешало бы обеспечить весь личный состав полушубками, но их не хватало на всех. Учитывая отношение ко мне командира, я и не рассчитывал получить полушубок, хотя он был мне положен, как и многим другим.

Стал пришивать погоны. Я пришивал на шинель. У кого были полушубки, пришивали к ним. Гимнастерок и погоны для них пока не выдавали. Под шинелью не было видно, и оставили гимнастерки с кубиками в петлицах.

Весь вечер только и было разговоров о предстоящем митинге, и к нему готовились. Очень поздно улеглись отдыхать. Погасил фитиль в гильзе. Уже стал дремать, как пришел Наумов. Все-таки пришел, разделся в темноте и лег спать на кушетке. И на этот раз он ни с кем не стал считаться. Поступил так, как было удобно только ему.

Общие потери вражеских войск в районе Дона, Волги, Сталинграда составили около 1,5 млн человек, до 3500 танков и штурмовых орудий, 12 тыс. орудий и минометов, до 5 тыс. самолетов и большое количество другой техники. Такие потери сил и средств катастрофически отразились на общей стратегической обстановке и до основания потрясли всю военную машину гитлеровской Германии.

Победа наших войск под Сталинградом означала коренной перелом в войне в пользу Советского Союза и начало изгнания вражеских войск с нашей территории..

Конечно, Сталинград являлся поворотным пунктом в истории Второй мировой войны, поскольку на Волге разбилась волна немецкого наступления, чтобы затем откатиться обратно, подобно волне прибоя. Но как ни тяжела была утрата 6-й армии, это не означало еще проигрыша войны на Востоке и тем самым войны вообще. Все еще можно было добиваться ничейного исхода, если бы такую цель поставили перед собой немецкая политика и командование вооруженных сил.

Встал очень рано. Еще темень во дворе. Спешил снять пораньше пробу с завтрака, так как личному составу нужно еще привести себя в порядок до начала митинга. Захватил два котелка — мой и Манько и попросил его протопить печку. Выстудило за ночь комнату. Выскочил во двор. Мороз аж дух перехватил — такой крепкий стоял с ночи. Где-то под тридцать градусов. Не очень-то долго пробудешь на митинге при таком холоде, да еще в шинели. Далеко идти пешком, а там долго стоять на площади и мерзнуть. Задумаешься.

Кухни стояли на улице. Шихалев суетился возле них. Шапка завязана тесемками на подбородке, воротник и верхняя часть шинели покрыты инеем.

— Сейчас будет, товарищ фельдшер, — ответил он на мое приветствие. Все подпрыгивал, хлопая ладонями, — еще не согрелся. На завтрак приготовил перловую кашу, заправленную свиной тушенкой, чай. Лукьянов выдал сахар и хлеб. Опробовал пищу и разрешил выдачу завтрака. Взял завтрак на двоих, мне и Николаю, в один котелок кашу, в другой чай и понес в медпункт. На улице возле кухни никто пищу не принимал — было очень холодно. Кушали, где жили: в машинах, в домиках.

Наумов встал, увидев, что завтрак принес на двоих, не стал умываться, молча взял котелок и ушел.

— Почему не взял на всех завтрак? — спросил Николай.

— Больше вместе с ним не будем. Он не должен с нами жить. Ему вообще надо уйти из роты.

— Той тот, як его, — заволновался Манько, — что случилось?

— Случилось. Дрянь он. Пока сказать не могу. Для его же пользы должен уйти из роты, о чем я ему вчера сказал.

— Что же все-таки случилось? Живем вместе, я должен знать.

Я не мог ему рассказать о случившемся. Вспыльчивый по натуре, он бы ему не простил. Даже трудно представить, что бы он с ним сделал. Во избежание скандала я ему пока ничего не скажу.

— Время придет — узнаешь. Больше не спрашивай меня, договорились?

— От меня ты не должен был скрывать, что касается Кости. Он мой заместитель. Но пусть будет по-твоему.

Услышали по три удара с короткими промежутками в гонг — команда на построение. Мы поторопились к выходу. Смотр проводил командир роты. За ним как тень следовал его заместитель по техчасти Калмыков. Безукоризненно исполнительный и по-собачьи преданный ему, как Санчо Панса. Оба они были в новеньких белых полушубках, опоясанные ремнями, с висевшими на боку в кобурах пистолетами, планшетками и с погонами на плечах. Выдали бы и мне из старых полушубков. Было бы все-таки теплее. Надо будет поговорить. Рядом с ними стоял замполит в своем уже изношенном полушубке и также в погонах. Непривычно все-таки видеть наших в погонах. В строю на правом фланге поставили личный состав в полушубках, а в шинелях — на левом. Последних было значительно меньше. Новые белые полушубки были в основном почти у всех командиров, сержантов. Многим водителям и ремонтникам, более отличившимся самоотверженной работой, достались уже поношенные полушубки, видно с плеч тех, кто взял себе новые. И поварам достались старые полушубки. У Наумова оказался тоже новый полушубок. Обменял у кого-то, не по доброй воле последнего, на правах старшего. Думаю, что это было так, ибо в списках на новый он не состоял. Все были в валенках. Обойдя строй и строго осмотрев всех, командир сказал: