В том же марте Таиланд установил с нами дипломатические отношения. И в свете скорого нашего пакта с Японией этот был факт отрадный. Однако наиболее важными для нас были, естественно, отношения с самой Японией. 25 апреля 1941 года Константин Александрович Сметанин, которому оставалось быть полпредом СССР в Японии полмесяца (с 9 мая он, как и все его коллеги, обрел новый ранг посла), попросил встречи с Мацуокой. Из японского МИДа тут же сообщили, что, хотя сегодня и праздник, министр примет господина Сметанина сегодня же в полчетвертого. Поводом стала ратификация пакта от 13 апреля японским правительством, с чем полпред и поздравил министра и его заместителя Охаси.
Мацуока ответствовал в том же духе и тут же поинтересовался — нет ли у гостя информации о ратификации пакта Президиумом Верховного Совета?
— Пока нет, — ответил Сметанин, и Мацуока несколько нервно попросил:
— Как только она будет, прошу немедленно известить меня или вице-министра.
Затем Мацуока восторженно рассказал о своих московских и ленинградских впечатлениях, о Сталине и Молотове и заявил:
— Я в восторге от новой жизни в Советском Союзе… У нас много лгали о вас… Но сейчас я имею совершенно иное представление о действительном положении и намерен опровергать все измышления на сей счёт… Но очень прошу — о ратификации сразу же сообщить…
И потом Сметанина весь вечер донимали звонки из японского МИДа. Вести из Москвы дошли до токийского полпредства только к 9 вечера. Позвонив в МИД, Сметанин обрадовал заждавшихся японцев, и, хотя полпред собирался сам отвезти туда официальное извещение, начальник русского сектора Нарита тут же примчался за долгожданной бумагой, объясняя спешность тем, что японские газеты задерживаются с выходом из-за неполучения русского ответа о ратификации.
Через четыре дня в Токио проходил военный парад по случаю дня рождения главы японского «морального коммунизма» тэнно Хирохито. Императору исполнилось сорок лет — дата круглая. Однако на параде не было ни одного старшего посла, начиная с дуайена — американца. Отсутствовали и англичанин с французом, зато немецкий посол генерал Отт стоял на первом месте. Вторым был Сметанин, третьим — итальянец… Но больше всего наш полпред беседовал с тайским принцем Варвараном, младший брат которого, как оказалось, окончил медицинский факультет Петербургского университета и хорошо знал русский язык.
— Как обстоят ваши дела на границе с французским Индокитаем? — задал вопрос Сметанин, и Варваран тут же откликнулся:
— Спасибо! Пока все благополучно, но есть основания и для тревоги… Мы готовы бороться, — прибавил он.
— И что же вас тревожит?
— Видите ли, в Индокитае противостоят сейчас две силы… Военные и официальные лица поддерживают правительство Виши, а купцы и финансисты стоят за генерала де Голля. И влияние этой второй группы очень сильно в Сайгоне…
— Теперь во многих странах существуют две группы, — заметил Сметанин. — Вот здешние газеты пишут о двух группах и в Японии: о реформистах и сторонниках статус-кво… Кто, на ваш взгляд, сильнее?
— Пожалуй, группа статус-кво, — ответил после раздумья Варваран. — Эта группа больше делает, а первая больше шумит…
И русский посол, и тайский принц были правы. В Японии, при всей пестроте ее политического облика, действительно боролись две основные группы, два взгляда на будущее страны, Азии и мира.
Островная Япония поздно вошла в общую жизнь планеты — она самоизолировалась на века. Но за эти века накопила много энергии и поэтому смогла быстро обойти огромный Китай… Помогла Японии на первых порах, как ни странно, и её сырьевая бедность. В отличие от Китая, она не представляла для белых колонизаторов особого интереса.
Было и ещё одно обстоятельство, обеспечившее Японии «благосклонность» Запада. Выходило так, что именно Японию было удобно сделать ведущей азиатской силой, враждебной России на Дальнем Востоке и Тихом океане. И англосаксы поощряли всестороннее развитие Японии в расчете на то, что все это обернется против России. На займы янки (точнее — американских еврейских банкиров типа Якоба Шиффа из дома «Кун, Леб и К°») и на английских верфях был выстроен «цусимский» японский флот, а англо-японский союз стал политической базой русско-японской войны в начале века.
Собственно, саму «консервативную революцию Мэйдзи» осени 1867 года, создавшую новую пореформенную Японию, можно было прямо связывать с другим событием 1867 года — преступной продажей Русской Америки дворцовой камарильей, вертевшей Александром II и его братцем, великим князем Константином. Лишив Россию ее тихоокеанского бастиона — Аляски, Алеут, островов в северозападной части Тихого океана, можно было подтолкнуть Японию вперед без боязни, что ее рывок обеспокоит даже русских царей и они будут вынуждены уделять Тихому океану, а значит, и Русской Америке, больше внимания. После утраты Россией ее американских владений западные авансы и реверансы Японии возросли.
Читать дальше