Ханс Киллиан - В тени побед. Немецкий хирург на Восточном фронте. 1941–1943

Сегодня я начинаю проводить серию пластических операций одному совершенно обезображенному раненому. Парня должны были оперировать на родине, но он умоляет меня устранить уродство, чтобы его не испугались.

– Как мне вернуться домой таким уродом, господин капитан? – говорит он в отчаянии. Он боится потерять свою невесту.

Операции будут сложными и длительными. Левый глаз и вся средняя часть носа вырваны осколком гранаты, левая половина лица оказалась обезображенной, также нет части слизистой носа. Скверно, очень скверно. Нижнее веко левого глаза полностью вывернулось наружу, покраснело, воспалилось и выглядит просто отвратительно. Правда, ноздри и кончик носа еще остались, но края глубоко втянулись в рану. Края раны срослись, и обе ноздри оказались совершенно закрытыми.

Стоящая передо мной задача сложна и объемна. Лексер, один из наших мастеров пластической хирургии, после Первой мировой войны подарил новое лицо бессчетному множеству таких солдат.

Под общим наркозом и местным обезболиванием одновременно проходит первая операция. Сначала я заново иссякаю края раны, вырезаю целые части огрубевшей, зарубцевавшейся ткани, открываю обе ноздри и рассекаю сросшуюся хрящевую перегородку. Таким образом наконец-то удается выпрямить нос. Затем на левом предплечье вырезается большой стеблеобразный кожный лоскут, всаживается на место огромного дефекта носа так, чтобы внешний край кожи был внутри, а жировой слой выходил наружу. На это есть свои серьезные причины: дело в том, что сначала нос должен полностью уплотниться внутри. Затем уже подобным образом можно будет вырезать кожный лоскут с правой руки и закрыть внешнюю поверхность дефекта, завершив формирование носа. Между двумя кожными лоскутами потом я собираюсь вставить хрящ или костную пластинку, чтобы образовалась спинка носа.

Вшить кожу удается совершенно точно – это не представляет никаких трудностей. Намного сложнее зафиксировать руку в нужном положении, поскольку вырезанный кожный лоскут ни в коем случае не должен оказаться в напряжении, иначе от недостатка питания он погибнет. Тогда все будет напрасно.

Этот метод восходит к традициям сицилийского семейства Таглиагоццо, которое, возможно, почерпнуло свои знания из Индии.

Я сгораю от любопытства, приживется ли пересаженная кожа.

Фронт уже давно утратил свою подвижность, он оцепенел. Наша служба стала монотонной и однообразной: объезды, осмотры, операции, доклады, обсуждения. Читаю двухчасовую лекцию двумстам студентам, которых отправили на фронт. Молодые люди с интересом следят за моими объяснениями – это радует.

Каждый раз, делая остановку в Порхове, я проверяю своего пациента. За него можно быть спокойным, он идет на поправку и понемногу привыкает к своему положению. Пересаженный участок кожи в полном порядке.

13 августа. Продолжение пластической операции. Первый лоскут хорошо прижился. Удивительно, за какое короткое время он сросся с новой тканью. Уже сегодня я могу начать проводимую в несколько этапов засечку прижившейся кожи.

Пациент радуется малейшему прогрессу и очень благодарит. Лишь бы мне сопутствовал успех.

Начало сентября, уже чувствуется приближение осени. Листья начинают менять свой цвет. Перелетные птицы собираются лететь на юг. Утки, аисты, журавли, хищные птицы и прекрасные сизоворонки стремятся прочь отсюда. Молча мы смотрим им вслед. На душе тревожно. Неужели зима снова близко? Дни становятся все короче и короче.

С аэродрома в западной части Пскова вылетает наш «Ju-52», который должен доставить меня в Демянск. Над Ловатью творится черт знает что. Зенитные установки палят не переставая, того и гляди собьют. Долететь без потерь – настоящее счастье. Нам это удалось. Наверное, скоро можно будет летать только по ночам.

Я снова останавливаюсь у Венка. Пропускная способность его госпиталя просто поражает. За девять месяцев осады Демянска этот полевой госпиталь оказал помощь 14 тысячам раненых и больных, что убедительно доказывает, какие потери мы несли из-за ранений и болезней. В госпитале бушует малярия. Врачей она тоже косит. Но поскольку опасных симптомов нет, никто не воспринимает эту болезнь всерьез. Так же как и при сыпном тифе, инфекцию переносят вши.

Я снова оказываюсь в «графстве», разъезжаю от одного госпиталя к другому. В одном полевом госпитале мы оперируем тяжелый случай газовой гангрены, ее коричневую форму. Она менее опасна. Голубая форма намного хуже, а самая опасная – белая газовая гангрена, ее трудней всего диагностировать. Коричневая окраска возникает в результате разложения крови.