Бэзил Лиддел Харт - Битвы Третьего рейха. Воспоминания высших чинов генералитета нацистской Германии

«После падения Туниса в мае, – рассказывал Блюментрит, – Гитлер всерьез озаботился возможностью высадки союзников на юге Франции. Вообще в том году поведение Гитлера отличалось повышенной нервозностью и неустойчивостью – то он ожидал вторжения в Норвегии, то в Голландии, затем в районе Соммы, потом поочередно в Нормандии, Бретани, Португалии, Испании и на Адриатике. Он постоянно с беспокойством шарил глазами по карте и ожидал неприятностей со всех сторон.

Наиболее вероятным он считал клещевое вторжение с одновременной высадкой на юге Франции и в Бискайском заливе. Также он очень опасался удара для захвата Балеарских островов с последующей высадкой в Барселоне и наступления на север во Францию. Он настолько уверился в высокой вероятности высадки союзников в Испании, что настоял на отправке в Пиренеи крупных частей немецкой армии. В то же время он настаивал, чтобы немецкие войска соблюдали нейтралитет Испании.

Мы, солдаты, не разделяли его опасений. Мы считали маловероятным, чтобы британское командование наметило высадку в Бискайском заливе, который находился вне зоны досягаемости авиации наземного базирования. Также мы считали очень низкой вероятность высадки в Испании. Представлялось крайне сомнительным, что союзники рискнут спровоцировать враждебные действия со стороны Испании, да и в любом случае эта страна была неудобной для широкомасштабных военных операций из-за плохого сообщения и наличия труднопреодолимого естественного барьера – Пиренеев. Скажу даже больше: мы были в неплохих отношениях с испанскими генералами, стоявшими со своими войсками вдоль пиренейской границы, и, хотя они не скрывали от нас, что будут противостоять любым попыткам немецких войск вторгнуться на свою территорию, информацией снабжали исправно».

Блюментрит уточнил, что немецкие генералы не считали бесчисленные тревоги Гитлера обоснованными, тем не менее понимали, что высадка где-нибудь состоится. «Причем имелись все основания ожидать ее именно в этом году. Повсеместно ходили упорные слухи, что вторжение вот-вот начнется. Причем их источниками в основном являлись иностранные дипломаты – румынские, венгерские и японские военные атташе, а также правительство Виши».

У меня создалось впечатление, что слухи подействовали на немцев сильнее, чем наша запланированная дезинформация. Я спросил у Рундштедта, ожидали ли они вторжения через Английский канал в сентябре 1943 года – именно в это время мы произвели ложный маневр, направив на южное побережье Англии крупные силы и корабли. Он улыбнулся: «Ваши перемещения были слишком демонстративными – было совершенно очевидно, что это блеф».

Эта слишком явная игра даже несколько успокоила немецкое командование, поскольку продемонстрировала намерение союзников отложить попытку. Уже начинался сезон осенних штормов, и это значило, что немцам предстоит еще одна зимняя передышка. После долгого напряжения появилась возможность немного расслабиться.

«Короче говоря, 1943 год можно было с полным основанием назвать годом неопределенности, – подвел итог Блюментрит. – Но хотя немецкие войска во Франции теперь могли некоторое время не ждать удара с моря, покоя у нас все равно не было.

Набирало силу французское освободительное движение, ставшее грозной силой. В 1942 году ничего подобного не было. Теперь оно четко разделилось на три группы: коммунисты, приверженцы генерала де Голля и сторонники генерала Жиро. К счастью для нас, все они враждовали между собой и часто информировали нас о деятельности друг друга. Но в 1943 году они объединились, с тех пор их деятельностью руководили англичане, они же снабжали их по воздуху оружием».

На протяжении 1943 года в схему обороны против ожидаемого вторжения были внесены некоторые усовершенствования – насколько позволяли ограниченные ресурсы. Дело в том, что Франция стала своего рода здравницей для дивизий, потрепанных на Восточном фронте, – сюда они прибывали для отдыха и реорганизации. Описывая сделанное, Блюментрит сказал: «До 1943 года во Франции было 50–60 дивизий, которые заменялись остатками дивизий, прибывших с русского фронта. Этот постоянно идущий обмен оказывал вредное влияние на процесс организации обороны береговой линии. Поэтому были созданы специальные дивизии, за которыми были закреплены определенные сектора. Такая система имела несомненные преимущества – люди успевали хорошо изучить охраняемые территории, да и крайне ограниченное тяжелое вооружение, имеющееся на западе, могло быть использовано с максимальной эффективностью. Но был и существенный недостаток: офицеры и солдаты, пробывшие здесь долгое время, теряли боевые навыки, да и вооружены они были не лучшим образом. Их оружие в основном состояло из трофеев, захваченных у французов, поляков и югославов, использовавших самые разные боеприпасы, которые имели обыкновение заканчиваться в самый неподходящий момент, а пополнить запасы было куда сложнее, чем в случае стандартного оружия. Большинство дивизий состояли только из двух пехотных полков с двумя полевыми батареями, насчитывающими 24 орудия, и одной среднекалиберной батареи из 12 орудий. Поскольку для перемещения орудий использовались лошади, артиллерия была не слишком мобильной.