Стефан Газел - Убить, чтобы жить. Польский офицер между советским молотом и нацистской наковальней

Она не знала о проводимых немцами репрессиях, а мы решили уберечь ее от подробностей. Маму надо было успокоить, потому что больные начали выражать недовольство:

– Перестаньте, вы что, хотите, чтобы сюда сбежались немцы?

Мама, побледнев, бессильно откинулась на подушку; ей нелегко дался этот эмоциональный взрыв, и я не смог себя заставить рассказать ей о своем намерении убежать за границу. Это было бы слишком для первого дня. Мы договорились, что я завтра опять приду к ней, и поцеловались на прощание.

Мы с Лидой проговорили всю дорогу до дома.

– Насколько серьезно состояние мамы? – спросил я у сестры.

– Крайне серьезно. У нее сломаны обе ноги выше колена. По всей видимости, сломаны кости таза, но нет возможности сделать рентген. Немцы украли всю аппаратуру. Она от бедер до лодыжек закована в гипс. Но не это самое главное. Она страшно волнуется за нас, беспокоится о Газеловке. Ее раздражает ежедневное присутствие немцев. Все это пагубно сказывается на ее здоровье.

– Завтра я хочу сказать ей о своем решении уехать за границу. Как она отнесется к этому?

– Даже не представляю, Стефан. Она или благословит тебя, или категорически будет против. Понимаешь, она все еще считает тебя «малышом». Для нее ты всегда будешь оставаться младшим сыном.

– Именно это и волнует меня больше всего.

– Ты действительно хочешь сбежать за границу, Стефан?

– Да, Лида. Мне кажется, что там у меня появится больше шансов поквитаться с немцами. Я не могу ждать, что здесь произойдут какие-то перемены. Когда еще это будет? Я даже не могу подумать о том, что месяц за месяцем, год за годом мне придется скрываться. Я не хочу устраивать маскарад и переодеваться крестьянкой, чтобы пройти по городу. Я больше не выдержу такой жизни.

– Ты слышал о ком-нибудь, кто благополучно сбежал за границу? – спросила Лида. – Я, например, не знаю об этом.

– Понятно, что не знаешь. Немцы перехватывают все письма, идущие из-за границы.

– Подожди, подожди. Я слышала, что немцы отлавливают целые группы людей, пытающихся бежать из Польши.

– Им не удастся заполучить меня! Я сбегу от них, как уже неоднократно это делал.

– Тем более ты должен быть особенно осторожен и не попадаться им в руки. Кстати, когда ты собираешься уезжать?

– Сразу же после разговора с мамой.

– Ты поедешь один?

– А с кем, по-твоему? Ведь я здесь никого не знаю.

– Сын нашего соседа хочет бежать за границу. Он примерно твоего возраста, и очень целеустремленный, да к тому же здоровый парень.

– Я бы хотел с ним поговорить сегодня вечером. Как ты на это смотришь?

Станислав был на год моложе меня. Он уже сбегал от немцев и стремился уехать за границу. У него было несколько подробных карт, над которыми мы просидели всю ночь. Станислав увлекался альпинизмом, хорошо знал Татры и предлагал перебраться через горы в Чехословакию. Я настаивал на Венгрии, считая, что венгры лучше относятся к нам, чем чехи. В Венгрии уже находились тысячи польских солдат, которые сбегали целыми полками во время сентябрьских боев. Оттуда мы могли бы организованно перебраться во Францию. Мои доводы оказались убедительнее, и ночью мы приняли решение бежать в Венгрию через два дня. Нам следовало еще обсудить все детали.

Придя на следующий день в больницу, я никак не мог собраться с духом, чтобы сообщить матери о своем решении. Несколько раз пытался повернуть разговор в нужное русло, но в последний момент менял тему. Все дело было в матери. Она, напряженно глядя мне в глаза, внимательно слушала рассказы о жизни в Варшаве, об Антеке и его семье. Я боялся, что известие о том, что завтра меня уже не будет в Кракове и неизвестно, как долго мы еще не увидимся, убьет ее.

Мучительные сомнения, вероятно, отразились на моем лице. Мать попросила, чтобы я наклонился поближе, и тихо прошептала:

– Не волнуйся. Я уже все знаю.

– Что ты знаешь? – удивленно спросил я.

– Что ты хочешь сбежать из Польши. Сегодня приходил Иржи и все рассказал мне.

– И что? Ты не собираешься меня отговаривать?

– Нет, мой мальчик, я не против.

Я принялся целовать ей руки. Я был так благодарен маме за понимание. Она обхватила руками мою голову и поцеловала в лоб.

– Нет, – продолжала она. – Я не против. Дай бог, я дождусь твоего возвращения.

В ней опять взыграли патриотические чувства, и она с силой произнесла:

– Ступай и покажи миру, что поляки умеют бороться. Мы не сдаемся и никогда не будем сдаваться! Иди, мой мальчик, – с нежностью сказала она, – может, Господь сжалится, и ты вернешься живым. Ты первый в нашей семье, кто будет за границей сражаться за свою страну. Береги себя и возвращайся к нам.