Гюнтер Прин - Командир подлодки. Стальные волки вермахта

Впервые меня позвали к капитану. Пока я шел на корму, у меня тряслись коленки. Перед дверью я глубоко вдохнул и постучал.

Старый Козел что-то писал, сидя за столом, и не перестал этого делать, когда я вошел. Я осмотрелся. Каюта была маленькая, но удобная. Там стояли обтянутые кожей скамьи, а темно-коричневые стены красного дерева блестели, как свежий грецкий орех. Наконец он положил ручку и повернулся ко мне.

– Можешь сесть, мой мальчик, – сказал он дружеским тоном, и я присел на краешек скамьи.

Луч света из окна освещал его голову. В первый раз я мог близко изучать его лицо. Оно было длинным и красным. Голубые глаза глубоко прятались в темных веках, как в пещерах.

– Скажи, Прин, – начал он, – ты дружишь с Отто Зиппелем? – Капитан помолчал, уставившись на меня.

Я кивнул. Сердце билось где-то в горле.

– И ты знаешь, – продолжал он масленым голосом, – что Зиппель нелегально покинул корабль прошлой ночью вместе с несколькими другими?

– Да, сэр, – робко ответил я.

Внезапно он встал. Возвышаясь надо мной, как башня, он ткнул меня в грудь костлявым пальцем и закричал:

– Где они?

Я вздрогнул и должен был несколько раз сглотнуть, прежде чем смог, заикаясь, ответить:

– Не знаю, сэр.

Он медленно уселся в кресло.

– Ох, Прин, Прин, – сказал он тем же масленым голосом, как и прежде, – ты на плохом пути. Ты лжешь, тогда как знаешь, что должен говорить правду, сын мой.

Я продолжал молчать.

– Полагаю, ты думаешь своей глупой головой, – он дважды постучал костлявым пальцем мне по лбу, – что оказываешь своим введенным в заблуждение друзьям добрую услугу, не говоря ничего. Но подумай, какая судьба ждет их на берегу: их исключат из торгового флота, в их книжке моряка будет запись «дезертир», а если они начнут нищенствовать в Америке, – а они начнут побираться, Прин, – их закуют в цепи и заставят подметать улицы. Подумай об этом, Прин.

Я подумал и представил себе Зиппеля, истощенного, в позвякивающих железах, подметающего улицы, но промолчал. Капитан говорил со мной около часа, и я был весь мокрый, когда уходил из его каюты. Я не сказал о встрече в кафе «Чикита».

На обед была только холодная еда, так как кок исчез. Сразу после обеда я пошел к боцману просить отпуск на берег.

– С ума сошел, – все, что он сказал мне.

Это был конец. Я пошел в трюм помогать другим выгружать мусор.

После трех часов первый офицер проводил капитана к трапу. Старый Козел был в шелковом костюме, в белой фуражке и держался строго, с достоинством.

– Он собирается заявить в полицию, – сказал Крамер.

Мы стояли у поручня и смотрели, как они отбывали на моторке.

После четырех часов мне стало плохо. Я думал о Зиппеле, ожидающем меня в кафе «Чикита». Каждый раз, поднимая ведро на палубу, я смотрел, не покажется ли он на набережной. В шесть часов мы закончили работу и стояли у перил.

– Смотрите, – сказал Крамер, показывая на шлюпку, идущую от пристани прямо к нам.

На веслах сидел цветной, а Зиппель, одетый в белое, сидел на заднем сиденье, наблюдая. Он появился, чтобы показать себя.

Из гавани вышла вторая лодка, моторка, и тоже быстро пошла к нам. Справа и слева неслись белые усы пены, на корме застыла высокая фигура Старого Козла. Расстояние между лодками уменьшалось. Зиппель смотрел, как гребет его мальчик, не замечая ничего вокруг. К этому времени вся команда «Гамбурга» собралась у поручня и смотрела спектакль. Мы стояли как зачарованные. Только Витачек проявил мужество: он помахал Зиппелю и показал на преследователя. Зиппель, ослепленный гордостью, не обернулся. Оказавшись на небольшом расстоянии, он приложил руки ко рту и закричал:

– Я свободный гражданин США!

Старый Козел был теперь совсем близко. Удивленный шумом мотора, Зиппель обернулся и в следующий момент извивался, как белый кролик в руке охотника. Катер подошел к трапу. Старый Козел, волоча Зиппеля за шиворот, быстро прошел в свою каюту.

Я не видел Зиппеля в этот вечер. Он вернулся, когда я уже спал. Поздравления в честь его возвращения продолжались слишком долго. Каждый хотел приветствовать его. Первый, второй, третий помощники и, наконец, с наибольшим энтузиазмом боцман.

Воскресная служба на следующий день была назначена на десять часов. Служба всегда проходит на земле, на море только в спокойную погоду. Капитан настаивал, чтобы присутствовали все.

– Он из Восточной Фрисландии, – сказал Крамер саркастически. – С тех пор как они съели святого Бонифация, у них святость в животе.