Майкл Карвер - Битва под Эль-Аламейном. Поражение танковой армии Роммеля в Северной Африке

Хью указал рукой на вспышку следующего выстрела противотанкового орудия, и почти в тот же самый момент что-то, похожее на пущенный с невероятной силой мяч, ударилось о землю возле танка и отскочило в воздух пылающей спиралью. Он прокричал: «Уничтожь эту проклятую пушку, пока она не попала в «скорпион» и не устроила иллюминацию на весь проход!» – «Хорошо, Хью», – ответил я.

Уверенность вернулась ко мне, я знал, что могу сейчас сделать что-то полезное. Вспрыгнув на подножку машины рядом с Хэлси, водителем, я приказал ему отъехать влево, на сотню ярдов от подбитого «скорпиона». Хью, умерив свою безапелляционность, пробормотал, что пулемет лучше протащить на руках, так как вокруг полно мин. Но я, приняв в расчет сильный орудийный огонь, махнул Хью рукой, дав ему понять, что мне ясна двусмысленность нашего положения. Мы поехали вперед, не видя перед собой ничего, кроме луны и вспышек неприятельских выстрелов, которые ободряли меня, так как давали возможность расквитаться за пережитое унижение.

Потом я почувствовал сильное сотрясение, и одновременно мне показалось, что я укусил плотную пыль. Меня так тряхнуло, что на какое-то время я потерял способность дышать. В этот момент я осознал, что мы наскочили на мину...»

К этому времени силы разминирования сильно уменьшились из-за потерь; их полковник Корбетт Уайндер доложил Робертсу, что у него остались люди только на разминирование двух проходов в поле «Февраль». На такое решение было дано согласие, и час игрек начала наступления на поле «Февраль» был назначен на половину шестого. На правом фланге минерам не удалось дойти до поля; на левом фланге задача была выполнена, но по ее завершении саперы попали под сильный неприятельский огонь. Когда занялся рассвет и стала ясна невозможность проделать проходы в минных полях днем, саперы были отведены в тыл. Один «скорпион» был подбит и брошен на минном поле на виду у противника.

Когда наступил день, выяснилось, что силы бригады скопились по обе стороны минного поля «Январь». Это была очень неудобная и опасная позиция, так как войска находились на виду у противника и под прицелом его орудий. Это касалось бригады «Свободной Франции», которая была отведена с позиций, занятых ею к западу от Химеймата. Их атака была выполнена группой «А», составленной из 1-го и 2-го батальонов Иностранного легиона под командованием полковника Амилаквари. После долгого и трудного марша по сыпучим пескам два батальона вышли на линию развертывания в боевой порядок на неприятельском минном поле к юго-западу от Химеймата в половине второго. Атака, которая началась часом позже в направлении северо-востока, была поддержана их собственной артиллерией и постановкой дымовой завесы, выполненной Королевскими военно-воздушными силами. Первый батальон на правом фланге встретил сильное сопротивление противника. Незадолго до рассвета Амилаквари приказал перейти в атаку 2-му батальону на левом фланге, и через полчаса они вышли к северному рубежу укрепления. К этому времени уже стало светло и не удалось подтянуть к батальонам противотанковую артиллерию. В половине восьмого батальоны были атакованы захваченными немецкой группой «Киль» танками «стюарт», которые сумели уйти от «крусейдеров» бригады «Свободной Франции». 2-й батальон был вынужден отойти; при этом обнажился тыл 1-го батальона, которому пришлось тоже отступить. Кениг дал Амилаквари разрешение отойти на 3 мили к юго-востоку. Но пешее отступление при дневном свете по голым склонам привело к большим людским потерям. Сам Амилаквари был убит, кроме того, батальоны потеряли весь свой автомобильный транспорт. Смерть воодушевлявшего солдат и любимого ими командира нанесла непоправимый удар по боевому духу Иностранного легиона, что поставило под удар всю операцию.

Без четверти восемь Хоррокс доложил де Гингану, что хочет обсудить с Хардингом: стоит ли проделывать дыру в «Феврале»? Если нет, то генерал предлагал «просочиться» между «Январем» и «Февралем».

24-25 октября

Долгое время Штумме и его начальник штаба Вестфаль знали только одно: артиллерийский обстрел неслыханной со времен Первой мировой войны интенсивности, начатый почти по всей длине линии фронта, уничтожил всю сеть армейской связи, в результате чего никто в штабе не знал, что происходит в войсках. Штумме, беспокоясь за положение с боеприпасами, не разрешил проведение ответных действий. В штабе утверждали (это мнение поддержал Роммель), что большая ошибка – не обстрелять британцев на их пунктах сосредоточения. Когда немецкая артиллерия с большой задержкой открыла огонь, его эффект был снижен из-за того, что британцы сумели укрепиться на захваченных у немцев рубежах обороны. Но такая точка зрения далека от истины. Бездействие немецкой артиллерии на первых этапах сражения можно объяснить чем угодно, в том числе успешным огнем британских орудий. Силы стран Оси были отведены назад, и скопления пехоты, представлявшие собой уязвимую мишень, оказались вне зоны досягаемости огня немецких батарей. Мало доказательств того, что немецкие и итальянские пушки намеренно не вели огонь на разных этапах операции или что британская пехота извлекла большую выгоду из захвата старых немецких позиций. Роммель признал, что огонь артиллерии 8-й армии был «исключительно точным» и нанес немцам «огромные потери», что британские орудия уничтожили большую часть тяжелого вооружения пехоты. Артиллерийский огонь был так силен, что 62-й пехотный полк итальянской дивизии «Тренто» был вынужден в спешке оставить свои позиции и устремился в тыл (вероятно, на фронте австралийской дивизии), что говорит о слабости обороны на этом участке. В штабе немецкой танковой армии сложилось впечатление, что британцы снова и снова гнали вперед танки и уничтожили остатки 62-го пехотного полка и по меньшей мере два батальона 164-й немецкой дивизии. На севере британским войскам удалось взломать оборону противника на фронте шириной 6 миль, но они были остановлены плотным артиллерийским огнем. На юге атаку пехоты поддержали 100 танков, которые преодолели передовые рубежи, но были остановлены перед главной линией обороны.