До окончательного разгрома афинян на Сицилии в 413 году до н. э. прорицатели играли решающую роль в администрации государств и ведении войн. Микенцы, как и их потомки, верившие, что любое мероприятие находится в опасной зависимости от игры случая, пытались узнать и склонить на свою сторону волю богов, наблюдая за полетом птиц и пчел, агонией жертвенных животных, падением подброшенных камешков, костей и палочек. Для них хорошим прорицателем был не тот, кто ограничивался предсказанием будущего, но тот, кто, согласно гомеровской формуле, ведал настоящее и прошлое, подобно Калхасу, Тиресию, Кассандре и Манто. А потому судьбу флота, собравшегося у Авлиды, решали не Агамемнон и Менелай, два «царственных брата», не подчиненные им другие цари, а обычный прорицатель. Тиресий в Фивах был могущественнее Эдипа и Креонта. Амфиарай, прорицатель Аргоса, вел армию Семи против Фив прежде, чем стать своего рода призраком-чудотворцем.
Особняком от прорицателей стояли микенские врачи, объединявшиеся в братства, вроде Асклепидов Трикки или кентавров с горы Пелион. По меньшей мере одного человека в Пилосе называли iate , то есть целителем ( Eg 146). Если целители посещали дворцы и поля битвы, как Подалир и Махаон (последнее имя, кстати, фигурирует на табличке In 658 из Пилоса), их диагнозы и прогнозы лишь в незначительной степени опирались на гадания, а главным образом — на опыт и логику. После изучения скелетов микенской эпохи у нас нет сомнений, что тогдашние врачи умели делать трепанацию черепа. Кроме того, традиция присваивает им знание лекарственных трав, умение орудовать скальпелем, делать компрессы, перевязки, пускать в ход нужные заклинания. Микенские врачи могли лечить переломы и вправлять вывихи, разбирались в достоинствах и опасностях минеральных вод. Но граница между медициной и магией часто бывала весьма зыбкой — как между царем и жрецом, Медеей-царицей и Медеей-колдуньей. Отметим лишь то, что неслучайно после разрушения Трои и Микен последнее слово осталось за Аполлоном — богом провидцев и врачей.
Все остается или, скорее, возвращается на круги своя. На протяжении долгих веков микенской истории городское общество видело растущую концентрацию власти в руках воинов (главным образом завоевателей), а не чиновников и жрецов. Воины обеспечили себе благосклонность, курение фимиама и согласие возвести их на трон со стороны жречества покоренных городов, чтобы благодаря своим ставленникам мало-помалу взять под контроль их богатство. Царь Идоменей жил в так называемом Малом Дворце Кносса, но дорога соединяла это здание и его частную молельню с большим, более древним святилищем, которое неправильно именуют Дворцом Миноса. Наличие между ними склада оружия и боевых колесниц, бухгалтерские отчеты, где слабо, а то и вовсе не различается светская администрация (кураторы, контролеры, инспекторы, интенданты и т. д.) и жреческая администрация, — все наводит на мысль о том, что в той или иной степени обожествленный царь наложил-таки руку на доходы, принадлежавшие ранее богине Рее и ее жрецам.
В Закро, Малии и Фесте крупные святилища были разрушены, но в Афинах целла {13} 13 Целла — внутренняя часть культовых зданий (святилище). — Прим. ред .
Афины и Посейдона стала домом-крепостью для царя, «преемника Эрехтея». Когда около 1250 года владыкам Пилоса понадобилась бронза, чтобы вооружить ополчение, они просто-напросто реквизировали металл у храмов, kako nawiyo (табличка PY, In 829). Короче говоря, микенские монархи, скорее цари-жрецы, чем жрецы-цари, превратили храмы-дворцы во дворцы-храмы.
Название «Пилос» буквально означает «Город (Величественных) Врат», что наводит на мысль о Львиных воротах у входа в Микены, а за названием этого города стоит иероглиф, который, возможно, следует читать как Ma-i-ya , Богиня-Мать. Торжественные входы Пилоса и Микен напоминают о всех пропилеях и портиках микенских дворцов: божественное все-таки предшествует мирскому и переживает его. Что осталось от стольких войн и честолюбивых замыслов? Имена собственные и память о прошлых драмах, которые будут вечно волновать воображение трагических поэтов. Во всяком случае, за пределами укреплений еще не умели говорить о политике: полис или греческий город с его людной площадью и дебатами граждан пока еще не родился. В краю героев все конфликты решались на ограниченном пространстве. Эгисф и Клитемнестра зарезали пророчицу Кассандру и царя Агамемнона в самой укромной комнате дворца. Чуть позже, аккомпанируя себе на пяти- или восьмиструнной лире, изогнутой, как лебединая шея, придворные поэты скажут, что победитель Трои погиб, словно бык на бойне, словно тунец в сетях, словно жертва на алтаре…
Читать дальше