Андрей Квакин - Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути

Теперь, думается мне, чтобы не оторваться от России, нам необходимо пристальнее всматриваться в очередные, будничные проблемы, которые ежедневно выдвигает тамошняя жизнь и которые находят столь живое отображение в советской прессе. Стиль наших прошлогодних антиэмигрантских выступлений уже устарел – эмиграция фактически «доканана», мы в этом победили, нужно повертываться лицом к России и уже брать лупу: каково там – во всем, в мелочах? Не знаю, как у Вас в Европе, но здесь, на Дальнем Востоке, это именно так. Наш «правый сменовехизм» свое дело отлично сделал по отношению к врагам справа, чего они в откровенных признаниях сами не отрицают. Но теперь – более важная задача – самоопределиться в России и по отношению к России. Здесь нужно очень много такта и осторожности» [255].

А через месяц, 23 февраля 1923 г. из Москвы приходит письмо Ю. Н. Потехина Н. В. Устрялову. В нем нет какой-либо идеологической полемики, но оно выделяется особым настроением ожидания свершения сменовеховских надежд в советской Москве, что не могло не оказать воздействия на позицию Н. В. Устрялова: «В Берлин я вернулся 2-го сентября, а 10-го октября выехал обратно в Москву, где и живу с тех пор безвыездно. Думал было ехать за женой в Берлин, но так много работы здесь и так надоела эмигрантская среда всех оттенков, что я решил не ехать. Теперь жена кое-как тоже добралась сюда и я в Москве всерьез и надолго, чему глубоко рад.

Служу в ВСНХ как специалист-экономист, работаю в издательствах, пишу две большие книги и чувствую полное удовлетворение жизнью. Материально устроен не блестяще, но терпимо: имею две комнаты (почти без мебели), хорошо питаюсь, работа по душе. Описывать Москву не буду – жизнь старая, люди новые. Новые все сплошь энергичные, волевые, активные, жадные к знанью; интересное «младое племя». Не видев их вплотную, никак нельзя понять всей глубины и безвозвратности разрыва с прошлым. Видел старых – Чулкова, Фельдштейна, Котляревского, Альтшулера [256], Петухова – и трудно: нафталином пахнет; хорошие люди, но тени прошлого на них густы и заряд творческий выдохся безвозвратно» [257].

Письмо А. В. Бобрищева-Пушкина Н. В. Устрялову от 3 марта 1923 г. также содержит подобные настроения ожидания перемен к лучшему: «Сегодня я уезжаю из Монте-Карло совсем. Статей посылаю Вам сейчас немного и подписываю их псевдонимом «А. Кольчугин», так как, пока нахожусь во Франции, не могу подписывать своею фамилиею статей, могущих здесь не понравиться. Еду я сегодня в Лион, оттуда получил приглашение на русский отдел выставки. Там проведу, вероятно, около месяца за дипломатическою работою. Во Франции ведь к концу этого года выборы, и если на них победят левые, как на то дает возможность надеяться исход муниципальных выборов, то политика Пуанкаре отойдет в историю и отношение к России может измениться. Эррио – сторонник сближения с Россией. И в самом министерстве теперь есть течение за такое сближение, выразившееся в определенных заявлениях в совете, на которые наложил свой запрет Мильеран; вероятно, эта история Вам известна из «Последних новостей». Я осветил бы ее в корреспонденции, но должен считаться с Вашей любовью к Вашему бывшему лидеру Милюкову, которого Вы так высоко ставите в последнем издании «Альманаха» и о котором я совсем иного мнения. Газета «Новости жизни» здесь интересовала моих знакомых, даже совсем не нашего направления, просто своими рассказами, анекдотами, всею американскою складкою; я полагаю, что в нее мне надо посылать более легкие статьи и в таком стиле, вероятно, пришлю корреспонденцию из Лиона. Оттуда я предполагал проехать в Берлин для принятия участия в редакционном комитете «Накануне»… «Накануне» поставлено хорошо, работа там идет нормально, и я могу посылать туда статьи и из Петрограда, как и Вам в Харбин… Когда Вы будете читать это письмо, я, вероятно, буду уже на время в Берлине, а Ваш ответ на него, может быть, прочту уже в Петрограде… Теперь предстоит опять броситься в самую кипень жизни. Ответьте скорее, тогда я еще успею получить Ваше письмо за границею» [258].

Из письма Н. В. Устрялова Ю. Н. Потехину из Харбина 3 апреля 1923 г. заметен определенный скептицизм в отношении радужных надежд сменовеховцев в СССР: «…В погибших письмах Вам и Ключникову я все пытался установить более прочное взаимопонимание. Все старался предостеречь Вас от излишнего революционного романтизма и слишком опрометчивых тактических шагов. Теперь это уже дело прошлое, что сделано, того не вернешь, тем более, что Вы вполне довольны результатами.