Милован Джилас - Беседы со Сталиным

– Нет, нет, ерунда. Вы прекрасно выглядите. Вы великолепно держитесь. Да, действительно, в вашем возрасте…

Потом Сталин поставил пластинку, на которой колоратура певца сопровождалась собачьим воем и лаем. Он засмеялся в преувеличенном, безудержном веселье, но, заметив непонимание и неудовольствие на моем лице, объяснил, как будто почти извиняясь:

– Ну, все-таки это умно, дьявольски умно. Все остальные еще оставались, а мы уже готовились уходить. Говорить было действительно больше не о чем после такого длительного заседания, на котором было обсуждено все, за исключением причины, по которой состоялся ужин.

Мы ждали не более двух дней, прежде чем нас пригласили в Генеральный штаб для представления наших просьб. Ранее, еще в поезде, я сказал Коче Поповичу и Миялко Тодоровичу, что их просьбы представляются мне чрезмерными и нереалистичными. Я в особенности не мог взять в толк, почему русские согласятся наращивать югославскую военную индустрию в то время, когда они не желали серьезно помогать в развитии нашей гражданской промышленности, а еще менее вероятным мне казалось то, что они предоставят нам военно-морской флот, когда у них самих его не было. Довод о том, что все равно Югославия или СССР имеют флот в Адриатике, поскольку обе страны являются частями единого коммунистического мира, казался мне тем более неубедительным как раз из-за трещин, которые появлялись в самом этом единстве, не говоря уж о советском недоверии ко всему за пределами их контроля и их нескрываемой озабоченности прежде всего интересами собственного государства. Однако, поскольку все эти просьбы были выработаны и одобрены в Белграде, мне не оставалось ничего другого, как поддерживать их.

Здание Генерального штаба представляло собой громадину, внешнюю дешевизну и искусственность которой тщетно пытались компенсировать изнутри щедрым использованием кричащих драпировок и позолоты. На встрече председательствовал Булганин, окруженный высшими военными экспертами, среди которых находился и начальник Генерального штаба маршал Василевский.

Сначала я обрисовал наши нужды в общих чертах, оставив детальную презентацию Тодоровичу и Поповичу. Советские официальные лица не взяли на себя никаких обязательств, но внимательно выслушали о наших проблемах и обо всем сделали записи. Мы ушли удовлетворенными, убежденными в том, что дело сдвинулось с мертвой точки и что скоро начнется настоящая конкретная работа.

Действительно, все было похоже на это. Тодоровича и Поповича скоро пригласили на новые встречи. Но внезапно все прекратилось, и советские официальные лица намекнули, что возникли «осложнения» и что нам придется подождать.

Нам было ясно, что между Москвой и Белградом что-то происходит, хотя мы точно не знали, что именно, и я не могу сказать, что мы были удивлены. В любом случае наше критическое отношение к советской действительности и позиция Москвы по отношению к Белграду могли только отсрочить наши переговоры, поскольку мы оказались не у дел, были вынуждены убивать время в разговорах и в посещении московских старомодных, но как таковых непревзойденных театров.

Никто из советских граждан не осмеливался посещать нас, потому что хотя мы и были из коммунистической страны, но все равно принадлежали к категории иностранцев, с которыми, согласно букве закона, граждане СССР не могли общаться. Все наши контакты ограничивались официальными встречами в Министерстве иностранных дел и в Центральном комитете. Это раздражало и обижало нас, тем более что в Югославии не было подобных ограничений, особенно для представителей и граждан СССР. Но именно это заставило нас сделать критические выводы.

Наша критика еще не достигла уровня обобщения, но была полна примеров, почерпнутых из конкретной действительности. Вукманович-Темпо обнаружил дефекты в армейских зданиях, чего он не стал скрывать. Чтобы скрасить скуку, Коча Попович и я отказались от наших отдельных апартаментов в гостинице «Москва», но общую квартиру нам не давали до тех пор, пока ее не привел в порядок «электрик», что означало, как мы поняли, установку подслушивающих устройств. Несмотря на то что «Москва» была новой и самой большой гостиницей, ничто в ней не работало как следовало бы – было холодно, водопроводные краны протекали, ваннами, привезенными из Восточной Германии, нельзя было пользоваться, потому что сточная вода заливала пол. Ванная комната не запиралась на ключ, что дало Поповичу повод проявить свое искрометное остроумие: архитектор принял во внимание то, что ключ может потеряться, и поставил унитаз рядом с дверью, чтобы одной ногой дверь можно было держать закрытой.